Майские ласточки - [23]

— Я мог бы еще полетать годик. Лучше меня никто не знает Ямал. На каслание кого посылают? Меня. Зимой за пушниной по факториям кто летит? Нецветаев. Да и ребят надо вводить в строй. Когда Томас Кузьмичев начнет летать первым пилотом вот тогда я и успокоюсь.

— Может быть, нам написать в управление, — неожиданно предложил Олег Белов. — Нельзя вас увольнять, — заметил на себе устремленные на него взгляды и покраснел.

— Кому вы, Олег, напишете? Начальнику отдела кадров? Пустое дело. Решает все сам Иван Тихонович. А вы не знакомы с ним?

— Не знаком, — Олег Белов выдавил через силу. — Ачкасов много говорил о нем.

— Я хорошо знаю Ивана Тихоновича, — сказал Нецветаев. Встал со стула и задумчиво прошелся по комнате. — Иван Тихонович сидел здесь на вашем месте, Олег, не один раз. Приходил к нам коротать вечера. Раньше мы в лото любили играть. Помню, в Тазе сидели вместе с ним две недели.

— Помню ваше великое сидение, — заулыбалась Екатерина Ивановна. — Радиосвязь тогда оборвалась! О чем я в те дни только не передумала!

— Точно, связи не было, — оживляясь, сказал Нецветаев. — Но мы не скучали в порту. Иван Тихонович всегда с собой много книг возит, да и рассказчик он хороший, было о чем вспоминать. Оказалось, мы воевали с ним на одном 1-м Украинском фронте, но друг о друге не знали. Ивану Тихоновичу не удалось погулять но Берлину, а я и рейхстаг видел. Не могу себе простить, почему на колонне не расписался.

Олег Белов удивленно посмотрел на фронтовика. Он никогда не задумывался, сколько же лет на самом деле Ивану Тихоновичу Очередько? Не стал ли он сдавать и глохнуть, как Нецветаев? По рассказам матери знал, что гвардеец три раза был ранен и у него сломаны ноги. Неожиданно вспомнил свое несправедливое письмо. Зачем обвинил ведущего, не имея на то никакого права? Сейчас бы он так не поступил. Два совершенно разных человека — молодой командир эскадрильи вертолетчик Ачкасов и фронтовик Нецветаев, не сговариваясь между собой, в одно время хвалят Очередько и находят для него достойные слова, в он должен им верить.

Ему не избежать встречи с начальником управления. Рано или поздно она обязательно произойдет. Может быть, следует перевестись в другое управление? Нет, он так не поступит. Он не трус. За свое письмо готов отвечать. Но он должен доказать Очередько, что у Сергея Ромашко вырос сын и будет хорошим летчиком. Если он не стал истребителем, то полюбил вертолет. Для всех летчиков, на чем бы кто ни летал — одно небо! И он понял, что никогда не напишет рапорт, не переведется в другое управление. Он не сможет расстаться с Томасом Кузьмичевым, Ачкасовым и добрым и отзывчивым Нецветаевым и Екатериной Ивановной. Они не поймут истинную причину его отъезда, а обвинят в трусости. Решат, испугался Ямала туманов, непогоды и морозов!

Глава 5 ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

В четверг командир объединенного авиаотряда Васильев, садясь в правое кресло проверять технику пилотирования у пилота Як-40, не мог предположить, что обратный полет из Надыма окажется для него таким трудным и закончится происшествием.

Синоптики подписали карту погоды в середине дня. Открылся аэродром. Последние рваные клочья густого тумана разгонялись резкими порывами ветра, цеплялись за верхушки низкорослых елей.

Лайнер набрал высоту и лег на заданный курс. Солнце ярко светило в круглые пятачки окон, и белые кучевые облака лениво передвигались по синеве неба над снежной равниной тундры, замерзшими болотами, реками и озерами, перечеркивая их густыми тенями, как летящая стая гусей.

Летчик уверенно вел самолет по приборам к Салехарду, но, не долетая километров восемьдесят, постучал по штурвалу, чтобы привлечь внимание проверяющего. Налетевшая внезапно черная туча сразу закрыла горизонт, и ночная тьма поглотила все вокруг.

— Снежный заряд! — испуганно прокричал летчик, и его руки на рогах штурвала задрожали.

Васильев услышал громкий вскрик летчика, еще не усиленный переговорным устройством.

— Снежный заряд! — сразу подтвердил Васильев, проверив запор форточки. Держался спокойно, как будто черная туча не представляла для самолета никакой опасности, а несла лишь одни неиспытанные радости экипажу. Взял штурвал, чтобы самому вести самолет.

Ураганный ветер швырнул Як-40 к земле, словно задавшись целью разбить его, оторвать короткие крылья. Однако в снежной коловерти несущихся белых хлопьев снега Васильев не потерял пространственную ориентировку, он твердо помнил, что земля рядом, доверившись умным приборам, которые особенно ярко светились в кромешной темноте. Пять минут длилось страшное испытание, проверялись сила воли, техника пилотирования, — и Васильев вышел победителем.

Снежная туча проскочила, и яркое солнце ударило в кабину летчиков, слепя глаза.

Васильев, передал штурвал первому пилоту, устало откинулся на спинку кресла. Впереди показался знакомый город с деревянными домиками, которые в больших снежных шапках набегали на самолет, как грибы на лужайке. Вдоль правого берега Оби лежала синяя тень — это после сжатия льда вода вышла наверх, четко вычерчивая изгибы берега и всех отмелей.

Летчик выполнил традиционную коробочку и повел Як-40 на посадку.