Майор Сицкий – друг индейцев - [16]

Джек с интересом разглядывал говорившего. По лицу Сэма было заметно, что он только сегодня утром, край – вчера вечером осознал себя как личность, более того, старшего в семье. С одной стороны, это чувство наполняло его гордостью, а с другой… Юноша больше не ощущал поддержки всесильного отца за спиной, наоборот, теперь ему предстояло стать опорой остальным братьям. А как это – возглавлять семейство – он не знал. Единственный пример, который Сэм видел – их отец. Но, как они сами додумались, старик Троттер далеко не всё делал правильно.

– Ты молодец, Сэм, что решил идти с Куртом Шустером. – Джек ободряюще улыбнулся. – Это опытный ранчеро, и он плохому не научит. Но что вы будете делать со своей землёй?

– Ну… Мы с парнями хотели продать её в Далласе. У нас же почти три квадратных мили земли, за них много бы дали.

– Не думаю, что это хорошая идея, Сэмюель.

– Вот и мистер Шустер так же сказал…

– Мы же договорились, Сэм, просто Курт.

– Да, мистер… то есть, Курт. Я забыл.

– Так что сказал Курт? – поинтересовался Джек.

Молодой человек неуверенно оглянулся на Шустера, но тот лишь похлопал ковбоя по плечу.

– Говори, Сэм. Привыкай держать слово за семью. Ты теперь старший.

– Ну да, мистер… ой, Курт. – Сэм вновь с шумом провёл ладонью снизу-вверх по собственному носу. – В общем, он правильно посоветовал. Землю надо оставить. Если вдруг у нас не сложится в городе, или, когда мы посмотрим всё интересное, что есть на белом свете, куда-то надо будет возвращаться.

– Сэм, чтобы посмотреть всё, что есть на свете, вам придётся прожить лет по триста. – улыбнулся Джек. – Да и то, к тому времени кучу всего нового понапридумывают, и всё придётся начинать заново.

Шустер поддержал его раскатистым смехом, а Сэм недоуменно вертел головой, переводя взгляд с одного на другого.

– Вы шутите, мистер Рэд? – наконец неуверенно спросил он.

Джек кивнул.

– Земля очень велика, Сэм. Но ты прав. Возвращаться вам обязательно придётся.

– Джек, – прервал диалог Шустер. – Договорите в дороге. А сейчас давайте выдвигаться, если мы вообще хотим куда-то приехать.

Пятнистое и рогатое море колыхнулось, повинуясь дружному «Йа-ху!» братьев Троттеров, и, медленно набирая ход, двинулось на восток. Джек некоторое время неподвижно сидел в седле, глядя как ловко управляются с огромным стадом их вчерашние противники, пока его не окликнул негромкий на фоне общего шума голос.

– Мистер Рэд.

– Леди Дуглас, – он обернулся, с удовольствием глядя на свежую, одетую в выстиранное дорожное платье, простоволосую Амалию. Девушка широко улыбнулась, поймав его взгляд.

«От улыбки станет день светлей», пронеслось в голове Жоры. И действительно, открытая, искренняя улыбка настолько изменила его спутницу, что казалось, это были два разных человека. Глаза загорелись, засветились внутренней красотой, озаряя всё лицо и придавая ему ещё более привлекательные черты, понуждая собеседника улыбнуться в ответ. Джек не выдержал, и улыбнулся.

– Привет, Амалия, – снова поздоровался он.

– Привет, Джек. Только не называй меня больше леди Дуглас, пожалуйста. Не для того я сбежала из дома.

– Да? А как же хочешь, чтобы я тебя называл?

Девушка некоторое время молчала, унимая внезапно заколотившее сердце и ожидая, пока мгновенно покрасневшие щёки примут естественный цвет. Через несколько секунд она, старательно сдерживая норовящий сорваться голос, ответила:

– Ну, например, «дорогая Эми». Или можно просто «дорогая». Или… – она непроизвольно сделала резкий вдох, – или сам придумай ласковое прозвище для меня. Вот как бы тебе, Джек, хотелось меня называть?

– А тебе? – Джек вдруг заволновался непонятно из-за чего, потому ушёл от прямого ответа.

Внезапно Жоре вспомнилось, как он приехал в первый отпуск, давно, ещё на первом курсе. Тогда его ждала девушка, и потому он пёр сессию с упорством локомотива. Сдал всё, правда, было-то всего пять экзаменов, в числе первых, на отлично, и счастливый через четыре часа уже ехал в плацкарте, сверкая значками классности, ВСК, и ещё тремя, честно полученными, на новенькой, толком не обмятой, парадке. Он прибежал к ней раньше, чем добрался до дома. Бросил чемодан в камере хранения, с огромным трудом раздобыл невероятный для зимы девяностых букет роз… И ошарашенно замер на пороге. На его звонок дверь открыл здоровенный малый, немногим меньше Злобного, которого тогда звали просто Куликом. Этот малый представился мужем. Мужем его девушки! Той, что писала ему полные нежных слов письма. Последнее он получил перед самым отъездом. В нём так же не было ни слова о замужестве, лишь признания и нежности.

Отпуск мгновенно был испорчен. Не видя ничего вокруг, Жора развернулся на негнущихся ногах, и, уронив букет на ступени подъезда, побрёл домой. Он просидел дома все десять дней отдыха, не желая ни с кем общаться. Кажется, старые друзья тогда так и не узнали, что Жорка Сицкий приехал домой. Георгий, как привидение, бездумно бродил по квартире, то и дело натыкаясь на свидетельства его первой любви, окончившейся гнусным предательством. Жить не хотелось. Через десять дней мать с огромным трудом усадила сына на поезд и заставила вернуться в училище.