Майор Пронин и тайны чёрной магии - [41]

– Так сказать, застраховаться? – вставил Матвеев, с интересом слушая свою посетительницу.

Но она не ответила на его замечание, а может быть и не поняла.

Так вот, продолжала Анна Леонтьевна, она тоже решила обратиться за помощью к Тихону Петровичу. Он сказал, что может сделать так, что за всю жизнь её муж не подойдет больше ни к одной женщине. Он велел принести к нему обручальное кольцо и обязательно золотое, прядку волос с головы мужа и прийти к нему вечером в новолуние, когда будет родиться новый месяц, он пойдёт с ней на перекрёсток и сделает так, что её Петя извечно будет принадлежать только ей. Кольцо нужно для того, чтобы забросить в воду и утопить вместе с ним любовь к чужим жёнам, а волосы для наговора, чтобы привязать их владельца к одной женщине. Купить кольцо Анна Леонидовна попросила соседку, та купила ей кольцо в городе за триста рублей. Волосы она отрезала у мужа во время его сна, уподобляясь библейской Далиле, о которой она, конечно, никогда не слыхивала. Кольцо и волосы она отнесла Лещенко, но попросила поворожить его как-нибудь без неё, отлучиться ночью из дома она побоялась, побоялась вызвать подозрения у мужа, побоялась, как бы вместо того, чтобы ревновать его самого, он не начал бы ревновать её. Тихон Петрович поломался, но, в конце концов, согласился пойти ворожить на перекрёсток один и велел прийти к нему через три дня. Анна Леонтьевна пришла к нему через три дня, Тихон Петрович сказал, что всё в порядке, ворожба удалась и дал ей порошок, который велел незаметно дать выпить мужу. А после того, как он его выпьет, сказал Лещенко, эн уже никогда в жизни не подойдет к другой женщине. За ворожбу Лещенко взял с неё сто рублей, дал порошок и на том они распрощались. О колдовстве он никому не велел говорить, иначе оно не будет иметь силы. В тот же день Анна Леонтьевна незаметно, за ужином, всыпала порошок в стакан с пивом, Петя его выпил, ничего не заметил, а ночью ему стало плохо, его отвезли в больницу, и вот…

– Что же это был за порошок? – спросил Матвеев.

– Откуда же я знаю? – сказала Анна Леонтьевна. – С виду вроде бы как соль…

После смерти Пети она утром же побежала к Лещенко, сообщила ему, что случилось, и он заметно перепугался. Анна Леонтьевна спросила его, что он ей дал и Лещенко заверил, что от его порошка муж умереть не мог. Он сказал, что это была просто приворотная соль, обычная соль, только наговоренная против других женщин. Мне за это дело не будет ничего, не первый раз я даю эту соль, сказал Лещенко, а вот у тебя могут быть неприятности. Что я даю, все знают, сказал Лещенко, а ты, может, и дала ему совсем не то, что получила от меня. Мне от твоего мужа ничего не было нужно, а тебя кто там разберёт. Я, конечно, не думаю, что ты хотела отравить мужа, сказал Лещенко, но ведь прокурор может подумать иначе. Он сказал, чтобы она никому не говорила о том, что дала мужу порошок, могут подумать, что она хотела его отравить и тогда её будут судить. Теперь главное – жалеть детей, сказал Лещенко, а то останутся и без отца, и без матери. Без отца ребёнок полсироты, а без матери – круглая сирота. Мужа не вернёшь, думай теперь о детях.

Анна Леонтьевна побоялась, что её арестуют, и ей стало жаль детей, поэтому она ничего и не оказала.

– Ну, а что же теперь побудило вас прийти к мне? – спросил её Матвеев.

Анна Леонтьевна потупилась. Ей было трудно объяснить свое побуждение. Но она всё-таки объяснила почему пошла к прокурору. Есть в станице такая девушка – Маруся Коваленко и есть такой парень – Вася Чоба. Маруся влюбилась в Чобу, а он её не любит. Девка ходит сама не своя и, вот, она тоже пошла к деду Лещенко, привораживать этого парня. И вот Анна Леонидовна подумала, что может, её Петя умер всё-таки от этой приворотной соли, что Лещенко даст такую же приворотную соль Марусе, и что может умереть ещё и Чоба. А Чоба очень хороший парень, о нём её Петя говорил всегда очень хорошо. Чоба даже заходил к ним в хату. Петя помогал комсомольцам из школы уничтожать амброзию, а Чоба в школе секретарь комсомола. Анне Леонидовне стало страшно за Чобу, вот она и решила прийти рассказать всё, как было, кто там знает, что это за приворотная соль…

Сперва Матвеев, как и всякий другой работник следственных органов, оказавшийся на его месте, обрадовался тому, что услышал – показания Савельевой очень проясняли и упрощали дело, но затем Матвеев рассердился – рассердился на это неожиданное посещение, на Савельеву, на её запоздалое признание, на всё, что он только что услышал делало несостоятельным собственную версию, которая так прочно уместилась в голове Матвеева.

Поэтому вместо того, чтобы понять всю сложность переживаний и побуждений Савельевой, Матвеев кипятился:

– Что же вы так долго молчали? – сердито упрекнул он свою посетительницу. – Вы этим самым и нас ввели в заблуждение. Это отягощает вашу вину…

– Разве я этого хотела? – тихо возразила она, имея ввиду конечно не то, что она своим молчанием ввела в заблуждение следственные органы, а самый свой поступок.

Всё, что Матвеев услышал от Савельевой начисто оправдывало Прибыткова, но Матвеев не был этим доволен, хотя обвинение Прибыткова в убийстве Савельева теряло под собой почву, раздражение Матвеева против Прибыткова не проходило, а даже усилилось. Чем труднее было теперь поймать Прибыткова на каком-то конкретном преступлении тем хуже это было и для него, Матвеева, и для Оплачко и вообще решительно для всех, потому что Прибытков, по мнению Матвеева, был чужим человеком, в своё время уже осуждённым за противодействие советской власти, таких людей, по мнению Матвеева, ничто не могло исправить, пребывание в лагере могло их только ожесточить, поэтому, по мнению Матвеева, чем скорее такие люди как Прибытков Ними бы снова изъяты из советского общества, тем лучше было бы для это общества.