Майор Пронин и тайны чёрной магии - [40]

Мать возилась у печки, Маруся читала книжку.

Анна Леонтьевна переступила порог и встала у самой двери.

– Проходи, чего стала, – пригласила старшая Коваленко гостью. – В ногах правды нету.

– Ничего, я постою, – скромно сказала Анна Леонтьевна, прислоняясь к дверному косяку.

Гостья и хозяева помолчали, – хозяева, выжидая с чем пришла гостья, а гостья, не решаясь приступить к разговору.

– Вы извините меня, – произнесла, наконец, Анна Леонтьевна, обращаясь сразу и к матери, и к дочери. – Не моё, конечно, дело мешаться, только об этом все говорят, вот я и пришла.

– А чём говорят? – враждебно спросила старшая Коваленко. – Да не мнись ты, говори!

– Да об этом, как его, о Ваське, – застенчиво произнесла Анна Леонтьевна и вдруг решительно сделала шаг в сторону Маруси. – Брось его, Маша, право слово брось, на шута он тебе сдался.

– Да тебе что за дело? – сердито сказала старшая Коваленко гостье и тут же повернулась к дочери. – Слышишь, что люди говорят? Только мать позоришь, совестно слушать. Дался он тебе…

Маруся упрямо отвернулась к окну.

– Правда, Маша, на что он тебе? – сказала Анна Леонтьевна. – Кругом – парней, да ещё каких, а ты к нему так, точно он тебя присушил.

– Добро бы он присушил, а то сама его присушивает – сказала мать Маруси. – Неудобно даже, комсомолка, а бегаешь к колдунам, молодца привораживать, и люди смеются, знахарь умней её оказался, прогнал.

– Вот, я и пришла, – сказала Анна Леонтьевна. – Об этом поговорить.

В голосе её звучала какая-то тоска.

Маруся недружелюбно на нее посмотрела.

– Об чём об этом? – спросила она не без насмешки.

– Да об этом, о привороте, – тосклива сказала Анна Леонтьевна. – Люби ты его или не люби – дело твоё, только не привораживай ты его, за ради Бога.

– А тебе что? – сердито спросила Маруся. – Далась я вам всем!

– Потому что совесть надо иметь, – сказала мать Маруси. – Девка за парнем бегает… Стыд!

– Ты только не ворожи, не надо, – молитвенно сказала Анна Леонтьевна. – Погубишь парня, ну на что это тебе?

– Что хочу, то и делаю, – упрямо сказала Маруся. – Сказала приворожу – значит всё, не учите, сама знаю, что делать.

Она взяла книжку, с независимым видом прошла мимо матери и гостьи и вышла на улицу.

– Дура – сказала ей вслед мать.

Анна Леонтьевна вздохнула.

– Ох, Маша, Маша, сказала бы я тебе…

И ничего больше не сказала.

Она молча постояла.

– Не пускай ты её к этому знахарю – сказала она матери Маруси. – Нечего ей там делать.

– Её не пустишь, – сказала та в ответ. – Теперь девки не очень слушаются матерей.

– Ну, извиняйте, – сказала тогда Анна Леонтьевна и ушла, и мать Маруси так и не поняла, зачем, собственно, приходила к ним Савельева.

А на утро произошло событие, спутавшее все карты Матвеева.

Вдова тракториста Савельева явилась в прокуратуру и заявила, что она отравила своего мужа.

Она вошла в прокуратуру, спросила секретаршу, где сидит прокурор, та велела ей подождать, она терпеливо сидела, ждала, наконец, секретарша сказала Матвееву, что его дожидается какая-то женщина, он распорядился впустить её, она вошла, села, взглянула исподлобья на Матвеева и ничего не сказала.

– Вы ко мне? – спросил её Матвеев, чтобы ободрить, – многие, придя к прокурору, не сразу решались заговорить о своём деле.

Посетительница кивнула и опять ничего не сказала.

Матвеев хотел было спросить – как её зовут, но лицо показалось ему знакомым, он вспомнил, что видел её уже в прокуратуре.

– Вы не Савельева? – спросил он.

После смерти мужа с неё тоже ведь снимали допрос, и не один, Матвеев видел её в кабинете у следователя Опочко.

Посетительница опять кивнула.

– Ну, что там у вас? – вежливо спросил, – её посещение не заинтересовало Матвеева, он подумал, что она пришла к нему посоветоваться в связи с какими-нибудь хлопотами после смерти мужа.

Анна Леонтьевна насупилась и вдруг сказала:

– Петю-то, может, я и отравила, товарищ прокурор. Вот, пришла. Я и виновата во всём.

– То есть это как? – удивленно спросил Матвеев.

Её признание было столь неожиданно и невероятно для Матвеева, что он даже не поверил ей.

– Вы не больны? – заботливо спросил он, опасаясь за состояние психики Савельевой. – В поликлинику вы не заходили?

– А что мне там делать? – возразила Анна Леонтьевна с некоторым недоумением. – Мне врачи не помогут.

Склонив голову над столом и виновато разглядывая наклеенную на стол чёрную клеёнку, и водя время от времени по клеёнке пальцем, она сказала Матвееву о том, что ревновала своего Петю с первого же дня свадьбы. Ревновала ко всем, – к девчатам, которые работали в МТС, к колхозницам, которые работали в поле, к соседкам. Оснований для ревности у неё не было, её Петя был лучше всех, дай бог нам такого мужа. Она ревновала беспричинно, неосновательно, просто от большой любви к мужу. И, вот, она решила закрепить его за собой поосновательней, мало ли что может случиться в жизни, девушки говорили, что очень крепко привораживает и парней, и мужчин Тихон Петрович. Кто такой Тихон Петрович? Старик Лещенко, его все знают, сторож пищепромкомбината. Он ни одного парня окрутил! Стоит ему поворожить, как парень к девке точно прилипнет. Если у какой-либо жены не ладится с мужем, надо обратиться к Тихону Петровичу, Он поворожит, и дело сразу идёт на поправку. Вот Анна Леонтьевна и решила приворожить к себе мужа на всю жизнь.