Маята - [17]

Кузьмича забрала кондукторша Валя: немолодая, некрасивая и незамужняя. Лизку, скинувшись по полтинничку, стерилизовали. А потом, дождавшись хорошего настроения директора, послали к нему делегацию во главе с Татьяной Ивановной, начальником отдела Материально-Технического снабжения, и, по совместительству, защитницей всего живого. Хозяин даровал собаке жизнь, а нам радость…

Летом Кузя и его новая подруга день и ночь бегали по территории парка и спали там, где усталость с лап свалит.

Как только настали холода, в коридоре материального склада, у батареи отопления, специально для собак постелили старый ватник. Кузя сразу оккупировал теплое место. Выросшая на воле и страдающая клаустрофобией Лизка в помещение заходить побаивалась – ночевала под кустом, вырыв в снегу ямку. Как только Кузя отлучался на минутку по своим собачьим делам, Лизка тащила ватник со склада и заботливо расстилала его рядом с ямкой: "Мне без тебя не уснуть, любимый!". Но сибарит Кузьма всякий раз возвращал ватник в помещение, к батарее. И так – ежедневно. Ну, чем не люди?

А вчера Кузя отмочил очередной номер!

Выставили на улице, как и всегда, две миски: одна для Лизки, поменьше, другая большущая – Кузина. Он у нас парень крупный.

Свою миску Кузьма сразу же утащил к себе, подальше от входа. Поскреб вокруг тарелки кафельный пол, зарыл, значит. А сердце собачье меж тем волнуется: доносится до чуткого слуха аппетитное чавканье с улицы. Чем больше убывала каша в миске подруги, тем сильнее беспокоился Кузя. В конце концов, бесцеремонно оттолкнув Лизку задом, схватил он, лязгнув клыками по железу, полупустую посудину и утащил в помещение. То ли пожадничал, то ли выразил таким экстравагантным способом неудовольствие начинающей полнеть фигурой любимой.

Пришлось ежедневные пол-литра молока, выдаваемого мне за вредность, отдать Лизке. А этого жадину лишить "сладкого"…

Выйдешь в ремзону, собачки бегут к тебе наперегонки, радуются. Хвосты по бокам стучат, уши прижаты, друг друга отталкивают, просят: "Погладь меня!" Наклонишься, окатят переполняющей карие глаза бескорыстной любовью и на мгновение замрут, к ногам прижавшись. И тут же тянут для пожатия лапы, здороваются.

И обрушивается на тебя счастье: горячие влажные и шершавые, как терки, языки, сияющие глаза, подметающие пол хвосты, приплясывающие на месте лапы, вкуснейший запах натуральной собачатины.

И как это можно жить на земле и не любить собак?!

Маята Рассказ

Жизнь обывателя в большом городе скучна. Это приезжий, вырвавшись из глубинки на неделю и заполучив в безраздельное пользование гостиничный номер, поспешит лицезреть воспетые поэтами красоты Северной Пальмиры. Или же, напротив, бросится во все тяжкие: ничего ярче кабацкого хрусталя и поддельной французской губной помады не заметит, возвратится домой, переполненный впечатлениями и с ощущением хорошо исполненного долга. И в том, и в другом случае нашему туристу, ценителю красоты, любителю поглядеть и почувствовать, будет, что рассказать о вояже в Санкт-Петербург.

Питерский же абориген изо дня в день, из месяца в месяц, как заведенный механизм, тратит лучшие свои годы на продвижение по заданному самому себе раз и навсегда маршруту: дом – метро – работа – дом. Разве что книжку почитает на ночь; в редкий счастливый вечер вдруг вырвется с женой в театр или, махнув на все рукой, "посидит" вечерок с друзьями; а летом пострадает пару недель на египетском или турецком пляже. И опять бесконечные: дом – метро…

Я же человек на редкость удачливый. Мне с удивительным постоянством везет на встречи с интересными людьми. И встречи эти происходят не в музеях и концертных залах, а именно в повседневности: по пути в булочную, на остановке троллейбуса, во дворе…

Вот, например, сосед Володя. Он пташка ранняя и встает ни свет ни заря. Мы то и дело встречаемся у подъезда в начале шестого. Он, запустив движок, любовно протирает запотевшие окна своего кроссовера и с наслаждением смолит сигарету; я в это время выгуливаю Найду.

– Сегодня "Бэху" должны подогнать – евросборка, шестьдесят тысяч… без пробега по "раше", считай, нулевую, и недорого. Штук двести-двести пятьдесят деревянных наварю на продаже, как пить дать, – потирает руки сосед.

Я щелкаю языком: двести пятьдесят – моя годовая зарплата, без вычетов.

Сорокадвухлетний архангелогородец Володя – высок, белокур, чист лицом и смотрит в завтрашний день глазами победителя. В Питере он не так чтобы давно – с армейской службы, но за жизнь зацепился и держится двумя руками: купил квартиру, "Ниссан", работает менеджером в автосалоне. Жена Светлана руководит филиалом коммерческого банка. Сын Мишка, тот вообще где-то за границей: то ли в Швеции, то ли в Финляндии, и дома бывает наездами.

– И охота тебе в такую рань подниматься? – допытывается Володя. – Вот объясни мне: зачем нужна в городе собака? Маята с ней, и только…

Это давно забытое горожанами слово в его первородном звучании он произносит так вкусно, что хочется за ним повторить, покатать легонько, как леденец, во рту, послушать, будут ли звучать эти три чудных ноты в утренней прохладе, на фоне сонного тополиного шепота.