Майами - [3]

2

Криста стояла в очереди, стараясь держаться как можно незаметней. На ней были синие джинсы, простая белая майка, поношенные кроссовки и никакой косметики. В общем, сейчас она была настоящей Кристой Кенвуд, а в нескольких шагах от нее за столом, заставленными высокими стопками книг, сидел настоящий Питер Стайн. Кристе не потребовалось много времени для выяснения имени незнакомца из зала. Еще меньше времени ей потребовалось на то, чтобы обнаружить, что знаменитый автор на следующий день должен подписывать свою книгу, а затем держать речь в муниципальном колледже «Майами-Дейд», где разворачивались основные события его книги. Она даже почувствовала некоторый шок, узнав об этом, потому что уже давно восхищалась этим автором. Она прочитала его книгу «Затмение сердца», наслаждаясь чтением, как наслаждаются холодным душем, быстрой ходьбой или телепрограммой, что пришлась по душе. Она немедленно приняла решение встретиться с ним лицом к лицу, и ее вовсе не беспокоило то обстоятельство, что она, можно сказать, почти публично занималась с ним любовью во время своего шоу. Подобные мысли годились для простых смертных. А она даже не побеспокоилась о том, чтобы отыскать кого-либо из общих знакомых, которые представили бы их друг другу честь по чести. Вместо этого она просто решила встать в очередь за автографами, чтобы он подписал для нее свою книгу. Лобовая атака для Кристы Кенвуд всегда была излюбленным средством ведения боевых действий.

И вот она стояла в пятнадцати футах от него. При взгляде на его лицо ей подумалось об Иисусе, только не распятом, а несущем крест. Было видно невооруженным глазом, что подписывать свою книгу и вести беглый разговор с пораженными благоговением читателями не очень-то по вкусу Питеру Стайну. Вот к столу подошел какой-то мужчина. Он выудил из стопки нужное ему название и почтительно положил книжку перед автором. Криста оказалась уже достаточно близко, чтобы уловить обрывки беседы.

— Кому я должен посвятить надпись? — Голос Стайна был хорошо модулирован и тщательно контролировался. Было ясно, что даже этот простой вопрос нелегко дался лауреату Пулитцеровской премии. Его голос томился за решеткой самоконтроля. Создавалось впечатление, что Питеру Стайну легче было бы швырнуть книгу, чем поставить на ней свой автограф. Криста почувствовала, как в животе у нее заплясали мотыльки. Напряженность окружала Стайна, словно аура. Она ощущалась даже в десяти футах от него.

— Лоре… — выдавил мужчина.

Фломастер Стайна пробежал наискось страницы.

— Нет… то есть… я имел в виду «Джону и Лоре», — сказал мужчина, переменив свое решение.

— А нельзя ли «Лоре и Джону»? — Губы Стайна скривились.

— «Джону и Лоре» будет лучше. Я, знаете ли, немного старомоден. — Мужчина виновато улыбнулся.

— Но я уже написал «Лоре». — В словах Стайна звучала растерянность.

Молчание.

— А вы достаточно старомодны, чтобы купить еще одну книгу? — спросил, наконец, ледяным голосом Питер Стайн.

Мужчина нервно задергался. Криста улыбнулась. Питер Стайн для писателя выглядел физически крепким. И здоровым, по крайней мере, загорелым, что здесь, в Майами, было одно и то же. Его торс казался тугим, словно тетива лука. Широкие плечи образовывали платформу для длинной шеи, которая, в свою очередь, держала голову с неприязненным, умным лицом. Карие глаза остро глядели из-под растрепанных кудрявых волос, а черты лица искажались так и эдак, в завораживающей демонстрации внутренних эмоций.

— Ну? — сказал он.

— «Лоре и Джону», вроде бы, неплохо, — произнес неуверенно мужчина.

— «Лоре и Джону», — протянул Питер Стайн, нацарапав надпись. — Леди идут впереди, — пробормотал он сам себе. Его комментарий был кратким, однако, услышав его, Криста внезапно поняла очень многое в Питере Стайне. Для него леди обязательно идет впереди. Далеко не ловец юбок, он показался ей тем не менее мужчиной, который любил женщин, любил их общество, их нежность, их здравый смысл. Он казался жестким и решительным, абсолютно не женоподобным, и все же в нем ничего не было от мачо[1]. Он был человеком, для которого раздевалка в спорткомплексе показалась бы камерой пыток, субботняя игра в футбол невыносимой скукой; волосатое, мозолистое, хлопающее друг друга по спине братство самцов отвратительным. Хорошо! Замечательно! Криста сделала еще один шаг вперед. Перед ней оставалось четверо или пятеро.

Она разглядывала его, пока ждала своей очереди. Забавно наблюдать за знаменитым человеком, когда он не замечает твоего взгляда. А в тот момент, когда их взгляды встретятся, правила игры переменятся. Он мгновенно узнает ее, несмотря на резкую разницу в ее внешности. Он вспомнит ее кошачью походку, последовавшую за этим их «встречу», и тогда начнется новая, гораздо более сложная игра.

— В «Моментах одиночества» я уловил влияние Джойса, — сказал следующий мужчина, подходя к столу, где сидел Стайн.

Питер поморщился. Стало ясно, что он терпеть не может претенциозности. Неожиданно его губы искривились, озорная, злая ухмылка заиграла в уголках рта.

— Какого такого Джойса? — спросил он. Криста громко засмеялась. Его глаза сразу же метнулись в ее сторону, остановились на ней. Она попала в его поле зрения. Его черты смягчились в тот миг, когда он увидел ее. На том коротком расстоянии, что разделяло их, ее смеющееся лицо растопило ледяную суровость его черт. Она заметила это. Почувствовала это. Ее красота нахлынула на него, подобно прибою на пляже, смыв и унося прочь его замешательство. Он улыбнулся ей, и они оба порадовались шутке. Затем он вернулся к прерванному занятию. Одна ведь была кристально ясна. Он знал, что она красивая женщина, но не имел представления, что она Криста Кенвуд. Ее мысли замерли, словно пораженные громом. Кристе никогда не приходило в голову, что он может не узнать ее. Черт возьми, ведь узнала его она. Криста попыталась осмыслить это. В конце концов, она была в сценическом гриме и в усеянном бриллиантами леопарде. Она пряталась под маской своей славы, играя ту часть своей личности, что предназначалась для публики. А сейчас она была сама собой, и разница получалась такой огромной, какой она и добивалась. И все-таки она не могла подавить в себе разочарование. Она направила в этого парня свой лучший выстрел и, видимо, промахнулась. Она уныло улыбнулась, получив два урока. Первый — что существует одна вещь, которая хуже, чем опасность быть узнанной повсюду — это остаться неузнанной. И второй — из мистера Питера Стайна, мозгового ящика, остроумного шутника и любителя женщин, невозможно было сделать слабовольного противника, Джонни, какие торчат обычно у служебного входа в театр.