Майами - [2]

Она продемонстрировала им всего понемножку — себя до и после макияжа, вложив в это забавную, ненавязчивую и удивительно мудрую диссертацию на тему, что такое жизнь и как ее прожить. А теперь в бьющем по гормонам финале она демонстрировала и свою одежду для упражнений и то, как с ней управляться. В ближайшие несколько дней ее книга будет выставлена на аукцион перед издателями, съехавшимися на книжную ярмарку в Майами, одну из крупнейших в стране. Возбуждение, генерированное Кристой, было огромным. Питер был уверен, что она уедет отсюда с самой крупной книжной сделкой десятилетия. Впервые на его памяти для деланья денег потребовался столь чарующий антураж. Но этого ли она добивалась? Деньги ли были магическим заклинанием «сезам откройся» к сердцу Кенвуд? Ведь она совершенно явно чего-то добивалась. От сияющих, зачесанных назад волос до покрытых красным лаком ногтей на ее босых ногах она являла собой неистовый, чувственный узел амбиций. Так о чем же она мечтала? Чего она добивалась так упорно, если и без того обладала столь многим? Он улыбнулся, потому что внезапно понял, что ему необходимо это узнать, ему — Питеру Стайну, чей интерес к собратьям по человечеству не снижался даже в часы его сна.

Криста проделала небольшой пируэт, выйдя на середину сцены своей кошачьей поступью, и ее глаза устремились на освещенную прожекторами аудиторию в поисках того единственного лица, на котором она могла бы остановить свой взгляд. Ее старый трюк. Она выбирала какого-нибудь человека из зала и затем выполняла всю свою программу только для него. Она следила за обратной связью, за реакцией на завороженном его лице и посылала туда флюиды, это поднимало и ее собственное состояние и настроение жертвы. Свершалось взаимное позитивное подкрепление в этом круговороте, устремленном к пику эмоционального настроя. Лучше всего было выбирать кого-то из передних рядов. Не обязательно мужчину. Иногда женщины подходили больше.

Вот он. Он сидел в первом ряду, и его улыбка сказала ей, что он попал под ее власть. Несмотря на напряжение момента, у нее нашлась пара секунд, чтобы подумать о нем. Его глаза были большими, глубокими, и Криста погрузилась в них. Она инстинктивно знала, что красивая, мужественная внешность, орлиные черты лица, чувственный рот, выступающие скулы — все это не было главным в этом мужчине. Главной его чертой был ум, а путь к мозгу шел через глаза. Ей потребовалась секунда, чтобы почувствовать его, и вот она уже начала работать над ним. Она буквально впилась в него, промчавшись мимо, но не отводя от него взгляда; ее голова повернулась вбок, а затем еще дальше назад, чтобы не отрывать от него глаз. На его лице играла улыбка, говорившая о том, что он уже не властен над собой. Казалось, он отпрянул назад, чтобы скрыть свой интерес, и в то же время его внимание было неотрывно приковано к ней. Поза выражала амбивалентность его состояния. Ха! Она пробежала до конца дорожки, отвернулась, намеренно теряя его из виду.

Глубоко в душе, под слоями лихорадочной фантазии Криста знала, что это не она. Это образ, роль, которую она надевала, словно маску. При некотором везении и достаточно жестких усилиях это могло включаться, вот как сейчас. И тогда это можно было использовать, чтобы спускать с привязи мечты, те, что приносили доход. Правда о ней никого не интересовала. Никому не нужна была ее реальная жизнь. Такие вещи признавались лишь на словах. Заинтересует ли кого-нибудь настоящая Мадонна? Понравится ли настоящая, искренняя Мерилин? Нет, публика никогда не простит, если наскучишь ей, если дашь понять, пусть на долю секунды, что в тебе есть что-то похожее на них. Потому-то она отодвинула правду подальше, чтобы не мешалась на пути, и вызвала иллюзию кошачьей походки на четырех упругих лапах, взглядом вампира обшаривая зал в поисках жертвы.

Бум! Она выстрелила в него с двадцати, пятнадцати, десяти футов. Ее флюиды взрывались вокруг него, разбрызгивая искры и фосфоресцируя. Она остановилась напротив него, совсем близко. Встала на колено. Ее глаза впились в него, улыбка, полная расплавленного секса, играла в уголках прелестного рта. Она тряхнула львиной гривой и поцарапала воздух перед своим лицом, так, словно ее рука стала лапой, а кончики пальцев когтями. И все это время ее зеленые глаза не отрывались от него, а тело нависало над ним, раскачиваясь, угрожая поглотить свою добычу на этом пиру похотливого желания. Однако в тот самый момент, когда ему уже полагалось извиваться от ошеломленности и страсти, глаза Питера Стайна стали непроницаемыми для нее.

Криста потеряла его. Вначале он резонировал в унисон с ее телом, как бокал из тонкого стекла. Затем, словно осмыслив опасность, которую таила в себе ее притягательность, он отступил куда-то на безопасный участок своего сознания и заблокировался там. Это был трюк, на который мало кто оказывался способен, и трюк этот оставил ее висеть на суку, стоять на сцене, излучая свое обаяние на кого-то, кто уже не отзывался на все ее намерения и цели. Она выпрямилась, все еще покачиваясь в такт музыке; в ее душе теснили друг друга интерес и разочарование. Представление продолжалось, она выполняла какие-то движения, но в ее сознании стояло его лицо… Вокруг бушевали аплодисменты, однако Криста уже не думала больше о тех мегабаксах, что хотела получить от книжной сделки, о своем триумфальном выступлении и о той нервной дрожи, которая охватывает, когда успех кажется близким… Она думала о незнакомце из первого ряда.