Маяковский едет по Союзу - [56]
Теперь — зададимся вопросами.
И он быстро набросал: «Что такое Реф? Что такое классик? Что такое поэт? Что такое газетчик? Что такое делается? Что такое факт? Что такое бизнес? Что такое субъективный объектив?»
Потом приписал:
«Декларации, лозунги, установки на весь 1930 год. Демонстрации словесные и диапозитивные. Разговор с аудиторией и обратно».
И сразу передумал:
— Нет, «туда и обратно» — грубо и игровато.
Вычеркнул эти слова и добавил: «Записки. Прения».
22 сентября [1929 г.] Маяковский читал у себя дома впервые пьесу «Баня». До сбора гостей оставались минуты, и он использовал их, внося поправки, дополнения.
Маяковскому нравилось вывешивать афиши своих выступлений на стене. А тут и сам бог велел — коллективный вечер. Но на этот раз, поскольку афиша не была готова, пришлось удовольствоваться грязноватой корректурой. Он знал, что и в таком виде она будет приятна участникам вечера, все они сегодня были здесь. Гости заполнили столовую, и стало тесновато.
Коротенькое вступление — перечень действующих лиц. Слушали напряженно, внимательно. Однако внешняя реакция давала себя знать: то и дело раздавался смех. Маяковский не раз прерывал чтение, рассказывая об источниках, послуживших материалом для комедии, о происхождении отдельных фраз и т. д. Так, прототипом бюрократа он взял одного из ответственных служащих всем известного литературного учреждения.
Не раз Маяковский спрашивал знакомых, в том числе и меня, когда я только мечтал об аппарате в новой квартире: «У вас есть телефон?» и, получив отрицательный ответ или даже не дождавшись такового, тут же сам отвечал, не делая паузы: «Ах, у вас нет телефона!»
Чуть ли не дословно эта фраза и вошла в пьесу. В те времена наличие домашнего телефона выглядело значительным явлением, и со сцены эта реплика звучала злободневно и смешно.
А вот такого же типа находка, не менее смешная.
Однажды в вагоне, собираясь закусить, мы достали дорожные приборы, те самые, которые Владимир Владимирович привозил из-за границы как себе, так и знакомым (в футляре — ложка, ножичек и вилочка, вложенные в стаканчик — либо граненый из стекла, либо металлический). Сосед по купе заинтересовался: «Какие замечательные вещи! Где вы их раздобыли? Это, наверное, заграничные? Вот у нас еще не умеют такие делать».
Я ответил полусерьезно, полушутя: «Наше государство пока занимается крупными вещами — строим гиганты, перешибаем фордизмы, а скоро дойдем и до мелочей».
В «Бане» эти слова произносит Оптимйстенко: «Да я же ж вам говорю, не суйтесь вы с мелочами в крупное государственное учреждение. Мы мелочами заниматься не можем. Государство крупными вещами интересуется — фордизмы разные, то, сё…» (Маяковский делал ударение в фамилии Оптимистенко на третьем слоге и немного акцентировал по-украински).
Читать пьесу без перерыва даже такому опытному оратору и чтецу, каким был поэт-драматург, — не под силу. Да еще в присутствии искушенных слушателей, среди которых Мейерхольд и его жена, артистка Зинаида Райх.
В перерыве, во время чаепития, звучали восторженные возгласы. И только, как ни странно, сдержанно вел себя Всеволод Эмильевич Мейерхольд. А его слова ждали в первую очередь; ведь ему ставить и в значительной мере в его руках судьба пьесы.
Сдержанность режиссера следует объяснить, пожалуй, привычкой дослушать до конца, а уж потом подводить итог.
Когда автор перевернул последнюю страницу, наступила пауза. Все взгляды обратились на Мейерхольда. Однако вместо ожидаемой речи Всеволод Эмильевич, глубоко вздохнув и по привычке погладив свою «шевелюру», произнес лишь одно слово: «Мольер!» Это прозвучало очень серьезно и взволнованно.
Потом, помню, кто-то спросил у Маяковского, как бы вскользь: «Почему вы не пишете пьесу в стихах?»
— Как Грибоедов я не напишу, а хуже — не хочу.
Гости не расходились еще час-другой: делились впечатлениями, пели дифирамбы.
И лишь через некоторое время квартира опустела.
На следующий день, 23 сентября, поэт читал пьесу для труппы театра в вечерние часы. Третье чтение состоялось снова в Гендриковом — 27 сентября. Все три чтения прошли с неослабевающим успехом. Слушатели оценили «Баню» как большой этап в творчестве поэта. Сам автор считал новое творение лучшим в своей драматургии. Он сказал как-то мне: «Баня» значительно сильнее «Клопа».
8 октября Политехнический был буквально осажден. Участники вечера «Открывается Реф» с трудом пробились в здание.
«Литературная газета» достаточно точно пересказала вступительную речь Маяковского:
«Год тому назад мы здесь распускали Леф. Сегодня мы открываем Реф. Что изменилось в литературной обстановке за год и с чем теперь выступают на литературном фронте рефовцы? Прежде всего мы должны заявить, что мы нисколько не отказываемся от всей нашей прошлой работы, и как футуристов, и как комфутов, и, наконец, как лефовцев. И сегодняшняя наша позиция целиком вытекает из всей нашей прошлой борьбы. Все споры наши и с врагами, и с друзьями о том, что важней: „как делать“ или „что делать“, мы покрываем теперь основным нашим литературным лозунгом — „для чего делать“, то есть мы устанавливаем примат цели и над содержанием и над формой.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.