Майада. Дочь Ирака - [41]

Ум Сами судорожно прижалась к Майаде.

— Если бы не ты, я бы продолжала их искать. Спасибо тебе. — Обернувшись, чтобы осмотреть сад, словно за деревом с ароматными цветами может скрываться сотрудник «Мухабарат», Ум Сами с горячностью сказала Майаде:

— Уезжай из Ирака, если можешь. Раз они забрали моих ни в чем не повинных сыновей, значит, никто не может чувствовать себя в безопасности.

Майада обняла Ум Сами. Она ушла, не сказав ни слова. Майада была так поражена смертью двух мальчиков, что приятный запах белых цветов теперь приносил ей одни мучения. Красивые деревья превратились в грозные колонны. Плотные тяжелые листья мешали проникнуть в сад очищающим лучам солнца. Воздух в груди был отравлен горем, а тропинка, по которой она быстро шагала, уводила из самого мрачного места на земле.

Майаду так опечалил рассказ Ум Сами, что она ни с кем не поделилась тем, что услышала, даже с матерью, хотя обычно была с ней откровенна.

Вскоре после этого Ум Сами и ее муж продали дом и уехали из района. Благодаря этому Майаде удалось вытеснить из памяти впечатления того дня, но они вернулись к ней, когда она очутилась в холодной камере.

За ними последовали воспоминания. Раньше она думала, что они не связаны друг с другом, но теперь ясно видела, что они об одном и том же: аресте и смерти невинных людей.

Это случилось в 1970 году. Майада услышала, что ее одноклассник Сахар Сирри плачет. Мальчик родился в известной семье: его отец, генерал Митхат аль-Хадж Сирри, был высокопоставленным офицером иракской армии. Он пользовался популярностью в войсках, и Саддам, который был истинным правителем страны, хотя президентом формально являлся Бакр, решил, что он представляет опасность. Он приказал арестовать и пытать его. По телевизору показали, как отец Сахара признался, что шпионил в пользу Израиля. Его подвесили за руки и избивали несколько дней, затем накачали наркотиками. После признания его повесили. Сахар лишился отца. Начиная с этого дня семья подверглась гонениям. Родственникам запретили куда-либо уезжать, а потом арестовали и допросили. Даже Сахара вызывали в полицию, и он вернулся в школу с глазами, красными от слез.

Коллега Майады, работавший с ней в одной газете, как-то по секрету рассказал ей, что сотрудникам тайной полиции Саддама платили премию за то, что они арестовывали иракцев. Они получали высокие партийные посты, если проявляли рвение во время пыток. Получив награду за арест, эти люди выжимали деньги у семей заключенных, обещая, что их родные будут содержаться в более-менее приемлемых условиях. Несчастные родственники продавали дома, машины. Они разорялись, надеясь, что смогут спасти близкого человека. Коллега рассказал Майаде о семье, которая отдала дом и автомобили, чтобы спасти ни в чем не повинного сына от пятнадцатилетнего заключения. Его приговорили «всего» к восьми годам тюрьмы.

Майада смотрела на лица женщин, которые сидели в переполненной вонючей камере. Теперь они называли ее домом. С первого дня заключения Майаду больше всего поражала радость, с которой охранники издевались над измученными женщинами. Неужели отъявленная жестокость объясняется только желанием получить деньги и повышение? Она не могла об этом думать. Майада повернула голову, услышав шум голосов. Женщины-тени разом заговорили: они обсуждали, как помочь Самаре.

Майада посмотрела на нее поверх плеч сокамерниц. Ноги Самары были вывернуты и задраны к груди. Она подошла чуть ближе. Самара закрыла глаза. Ее тонкое, но опухшее лицо исказилось от боли. Она широко открывала рот, вдыхая воздух. Майада представила, что Самара умрет в тюрьме Баладият в окружении женщин, которые ничего не знают о ее жизни, за исключением последних месяцев. Ее поражало милосердие Самары. Она не представляла, как можно намеренно мучить эту милую, красивую женщину, чье сердце переполняла доброта.

Женщины-тени столпились вокруг нее. Они сложили руки, нежно подняли Самару и медленно перенесли на постель, чтобы ей было немного удобнее. Ноги волочились по полу. Самара тихо застонала, когда сокамерницы осторожно опустили ее на нары.

Женщина по имени Саба, о которой Майада знала только, что она — инженер, кандидат наук, поспешила к единственной в камере раковине, чтобы смочить ткань длинной синей юбки. Вернувшись, она отерла мокрой тканью лоб и губы Самары. Участливый голос женщины составлял странный контраст с негодованием, мерцавшим в ее глазах:

— Хабибти [любовь моя], как ты думаешь, внутри у тебя все в порядке?

Бедная Самара заплакала, ничего не сказав.

Майада хотела помочь, но не знала, как. Она шагнула вперед и погладила Самару по щеке. У нее разрывалось сердце, когда она видела, как страдает и мучается ее подруга.

— Самара, — прошептала она, — Самара…

Доктор Саба взглянула на Майаду и горестно покачала головой.

— Бедную девушку часто пытали, — тихо сказала она, — больше, чем всех нас вместе взятых.

Доктор Саба положила голову Самары себе на руку и вытерла слюну с ее губ и подбородка.

— Ты слышишь меня? — чуть громче спросила она.

Муна, девушка с красивым лицом, погладила руку Самары.

— Скажи, что нам делать,