Мавзолей для братка - [18]

Последовавший пассаж, точно описывающий то место, куда следовало убираться хозяевам каморки, заставил зардеться даже Жанну.

– Какого черта! – вспылил Георгий, не привыкший, чтобы в его присутствии, да еще при дамах, пусть и в единственном числе, выражались подобным образом. – Мы у себя дома!

– Да-а-а? – изумился Нестах, с трудом открывая мутные глаза, но даже не делая попытки оторвать голову от тощей подушки. – И в самом деле… А как я сюда попал?..

– Надо меньше пить! – изрекла обиженная Жанна избитую, но вечную сентенцию, которой, вероятно, еще в каменном веке подруга встречала пробуждение какого-нибудь неандертальца, накануне в тесном кругу душевно «спрыснувшего» поимку очередного мамонта.

– Ничего не помню… – жалобно простонал уголовник, до арбузного треска сжимая ладонями раскалывающуюся голову. – Мы вчера с друзьями ходили в баню… Мы всегда тридцать первого ходим в баню… Какая еще баня? – перебил он сам себя. – Приснилось, что ли?

– Приснилось, приснилось! – синхронно закивали Горенштейн с Арталетовым и даже ничего не понявшая девушка.

– Всю ночь кошмары мучили, – пожаловался Нестах, прикрывая глаза. – Сто раз зарекался не ходить к Сарупту в кабачок… Знаю ведь, что он свое пойло драмбой бодяжит и на скорпионах настаивает… Какой еще Ленинград?..

– Не в скорпионах дело, а в их количестве.

– Во-во… И я про то же… Ну, положил бы одного-двух, для крепости, а то сыпет не глядя… А вы бы лучше, чем издеваться над больным человеком, за пивком сгоняли, что ли… «Старый зернотер» отлично с похмелья помогает… Или «Нил», особенно «семерочка»…

– Щас! Только шнурки постираю! – ощерилась Жанна, насильно всовывая в дрожащие руки пьяницы недопитый вчера жбан с давно выдохшимся и степлившимся пивом, допивать которое все равно никто не собирался. – И этого с тебя хватит, алкаш!..

– Благодетельница!.. – истово выдохнул вор, надолго припадая к живительной влаге.

– И чего вы тут на меня выставились? – пятью минутами позже поинтересовался он, с сожалением оторвавшись от досуха выхлебанного сосуда, выплюнув заблудшую муху и снова обретя утерянную было наглость. – Дыру ведь протрете зенками.

– Ты чего вчера про кошек нес? – мрачно спросил Арталетов.

– Про каких еще кошек? – выпучил снова обретшие глубину и цвет глазки Нестах. – Да я терпеть не могу это племя! Ползешь, бывало, по подземному ходу, а она, стерва, – шасть из темноты, да в морду когтями!.. Давил бы этих тварей!..

Если бы сейчас к нашим друзьям «на огонек» заглянул Николай Васильевич Гоголь, то увиденное им несомненно послужило бы поводом к написанию второй, после «ревизоровской», «немой сцены»…

* * *

– Как хотите, но я туда не пойду, – наотрез отказался Нестах, доведя новых подельников (он не скрывал своей надежды пошуровать в роскошном погребении после освобождения «правильного вора») до самого храма Бастет, по какому-то совпадению расположенному за Нилом, гораздо ближе к Долине, чем к городу. – Мало я от этих тварей в могилах натерпелся, что ли? Сами идите. Только сомневаюсь, что получится у вас, потому как худших стервоз белый свет вообще не видывал. Бабы, одним словом. К тому же не… Прощения просим, барышня!

Память вернулась к могильному вору лишь на следующий день, причем он явно не прикидывался, утверждая, что ничегошеньки не помнит из своей рекордно лаконичной речи накануне.

Почесав в затылке, Дмитрий Михайлович высказал предположение, что причиной такой «временной амнезии» послужил явный алкоголизм уголовника, помноженный на дурную наследственность, а Жанна, как всегда, безапелляционно заявила: «Допился до белки, мазурик!»

Арталетов не стал спорить с любимой, в прошлом имевшей богатый опыт общения с подобного калибра персонажами, но и не осудил открыто безобидного, в общем, жулика. Попробуй-ка с его полазить туда, где совсем недавно обрели последний покой, тем более в эти далекие от просвещенного материализма времена. Легко археологам, хотя их тоже иногда называют гробокопателями…

Обретя привычное расположение духа, снова ставший язвительным и циничным Нестах быстро развеял все домыслы товарищей. Горенштейну, например, он заявил, что ни к каким «ночным» профессиям, тем более «древнейшим», кошки отношения не имеют[10], а Жанну высмеял за придуманную ею банду.

Только с теорией Георгия в том, что проволочные крюки, используемые для лазанья по стенам, тоже именуются «кошками» и весьма ценятся воровской братией, он частично согласился. Однако и тут не все было в порядке, поскольку для ограбления могил их применить чрезвычайно сложно, если вообще возможно в принципе. Словом, все догадки «многомудрых» спасателей он посчитал явным бредом.

А ларчик, как водится, открывался просто.

Для египтян, одержимых идеей загробной жизни и большую часть жизни настоящей проводивших к подготовке к оной, в этом маниакально ожидаемом вечном времяпровождении существовал страшный враг. И врагом этим были вовсе не какие-то инфернальные существа, населяющие Мир Мертвых, хотя и таковых в египетском пантеоне имелось немало, а тварь из плоти и крови.

Кто?

Да обычные вездесущие и практически всеядные грызуны – мыши и крысы. Для них подземные лабиринты, любовно выстроенные и тщательно защищенные от посягательств двуногих супостатов хитрыми ловушками, а от бестелесных – амулетами и всякого рода оберегами, являлись привычной средой обитания. Мало того, что ненасытные паразиты начисто сжирали все припасы, обрекая бедных покойников на полуголодное существование на Том Свете, – они не брезговали и самими усопшими, вернее, их мумиями. А что бы вы хотели? Попробуйте-ка убедить мелкую безмозглую тварь в кардинальном различии между копченым окороком и высушенной конечностью бывшего «венца творения»!