Мавр и лондонские грачи - [94]

А Билли и Оливер принялись по складам читать надписи: «Укроп, шалфей, медвежье ушко, ромашка, тысячелистник, баранья трава…»

– Эту оставь здесь, – съязвил Оливер, – для Эдди Телячьей Ножки. Может, поумнеет от нее.

– Чья бы корова мычала! – оборвал его Джек. – У тебя своей дурости хоть отбавляй, от нее еще травы не придумали.

Все засмеялись. Джек подмигнул Эдди. А тот, как всегда, сидел и хлопал глазами. Он так ничего и не понял.

Оливер еще раз прочитал надписи.

– Это – от кашля. Это – от печенки… от поноса. А вот это укрепляет сердце. Хорошо еще, что твой приятель на каждом пакетике нацарапал, что от чего.

– Все захватим! – решил Кинг.

Хенни задумавшись перебирал пакетики с лекарствами.

– Мало от кашля. Надо бы в три раза больше, раз они там все кашляют… Постой, вот еще пакетик! – Хенни понюхал. – Нет, это от почек. Почки… А на что почкам сушеная трава, Кинг?

Тот вытер нос рукавом и буркнул:

– А почем я знаю? Я не доктор.

На всякий случай «почечную» траву тоже упаковали в коробку. И Кинг закончил обсуждение всей травяной проблемы словами:

– Лучше побольше полезных лекарств, чем одно, но вредное.

Затем стали разбирать пузырьки – маленькие и большие.

– Вот питье от кашля. Я пробовал. Сладенькая такая водичка, – заявил Эдди Телячья Ножка. – Надо бы оставить, а то Джек своим кашлем нам всю ночь спать не дает.

Но Билли упаковал и этот пузырек.

– «Надо бы»! Наш Джек давно уже вышел из сосункового возраста. Обойдется.

– А это что такое? – И Оливер снова стал читать по складам. – Ну и названия придумали!

– Твой доктор как-нибудь разберется.

– А вот еще! Aqua destill, prubs или prix?

– Что, что? Prix-prubs. – Кинг покачал головой и весело рассмеялся. – Тоже язык выдумали. Прямо какой-то фокус-покус получается. А ведь чем заковыристее название, тем дороже продают.

Но Хенни вновь заступился за свои трофеи:

– Ничего-то вы не смыслите! Всё это мой приятель стащил у своего шефа прямо из сейфа. Говорит, уйму денег стоит. Воняет валерьянкой, бр-р! Шеф, говорит, всегда его перед сном принимает. Микстурка подходящая!

– Ладно, давай сюда свой prix-prubs или как он там.

И этот пузырек отправился в коробку.

Хенни с гордостью показал на пачку зеленого мыла. Все так и заржали.

– Кому это ты предлагаешь глотать? – Билли даже руки потер от удовольствия.

– Никому. – Хенни ущипнул Билли. – Вы же сами говорили: у них там сосунок в колыбельке.

– С каких это пор сосунков зеленым мылом кормят? – давясь от смеха, спросил Оливер.

– Эх, ты! – фыркнул Хенни. – Тоже мне ученая башка! Про пеленки небось никогда не слыхал? Книжный ты червь! Этим мылом стирают, понял? Стирают белье!

Когда наконец коробку с лекарствами аккуратно увязали, Хенни сказал:

– А кусок сала потолще тоже было бы неплохое лекарство. Здорово помогает, когда в брюхе пусто. Ну как, одобряешь, Оли?

Но Кинг вмешался:

– Ты это хорошо придумал, но лучше не надо. Я ж вам говорил почему.

•

Что неутомимая Ленхен может заболеть и днем лежать в постели, что и за ней придется ухаживать, – нет, этого дети никак не могли себе представить! Мавр нервничал. Во что бы то ни стало надо вызвать врача! Но прежде всего необходимо достать денег. А где? Все немецкие эмигранты перебиваются с хлеба на воду. В банке ему тоже несколько раз отказывали. Еще хорошо, что Лаура каждый день приносит бидончик молока и что Либкнехту пришла в голову спасительная мысль сменить булочника. Либкнехт заходил каждый день и помогал чем только мог.

Накормив всех и прибрав, Маркс сел за письменный стол. Но ведь и писать стоит денег! Бумага, марки для отправки писем и рукописей! А перья? Черт побери, опять одно сломалось! Вот если бы Ленхен вошла сейчас с чашкой черного кофе! Денег, которые он получает за свой труд, не хватает даже на сигары!

Он достал из выдвижного ящика лист бумаги и написал:

«Дорогой Энгельс…»

Потом встал, прошелся по комнате. Хорошо, когда у тебя есть друг, на которого можешь положиться! Он нашел среди бумаг последнее письмо Фредрика и, перечитав его, почувствовал прилив бодрости – какая ясная мысль, какие меткие, остроумные, а порой и колкие замечания! Затем обмакнул перо и написал:

«Твое письмо застало меня в весьма напряженной обстановке. Жена больна, Женнихен больна, у Ленхен что-то вроде нервной лихорадки. Врача я не мог и не могу пригласить, так как у меня нет денег на лекарства. В течение 8 – 10 дней семья питалась хлебом и картофелем, и еще неизвестно, смогу ли я сегодня достать и это. Разумеется, при теперешних климатических условиях эта диета не пошла на пользу.

Статью для Дана я не написал, потому что у меня не было ни пенни на газеты».

Часы показывали четыре пополудни. Пора было идти.

Неохотно оторвался Мавр от письменного стола, в эти сумеречные дни казавшегося ему спасительным островом, даже если он и не мог по-настоящему работать.

Вернувшись после напрасной «погони за пенни», как он это называл, Мавр накормил детей и снова, уже при свете лампы, сел за стол, чтобы закончить письмо. Некоторое время его преследовали крысиные лица кредиторов. В ушах еще стоял крикливый голос хозяйки дома. Он обмакнул перо и написал:

«Самое лучшее и желательное, что могло бы случиться, – это если бы хозяйка дома вышвырнула меня из квартиры. Тогда я, по крайней мере, развязался бы с долгом в 22 фунта стерлингов. Но такого большого одолжения от нее вряд ли можно ожидать. К тому же еще булочник, торговец молоком, бакалейщик, зеленщик, старый долг мяснику. Как я могу разделаться со всей этой дрянью? Наконец, в последние 8 – 10 дней я занял несколько шиллингов и пенсов у кое-каких обывателей, что мне неприятнее всего, но это было необходимо, чтобы не подохнуть с голоду… Мой дом превратился в лазарет, и положение становится столь острым, что вынуждает меня посвятить ему все мое внимание».