Мавр и лондонские грачи - [59]

Как выжать из рабочих все соки при помощи договоров, которые они по неведению подписывали, и тем самым умножить цифры прихода в книге, как, пользуясь штрафами, перечеканить малейшую провинность в прибыль, как задушить в зародыше даже признак поднимающегося возмущения, – все это Каттл постиг в совершенстве. В этом он видел смысл своей жизни. Потому-то старому Кроссу и приглянулся бывший бухгалтер, и он в конце концов доверил ему самый ответственный в фирме пост.

Когда Джо и Андерсен вошли в душную, отделанную черными панелями комнату, где круглый день тускло горел газовый рожок, Каттл стоял за конторкой. Не удостоив их взглядом, он продолжал читать какую-то бумагу, на которой еще не успели просохнуть чернила, затем аккуратно положил ее на самую середину стола и не спеша присыпал песком.

Джо до сих пор везло, его еще ни разу не вызывали к Бритве. От волнения у него сдавило горло. Он прятался за Андерсена, но все же, набравшись духу, окинул взглядом комнату: Очкастого не было. Ему стало легче.

Каттл поднял очки на морщинистый лоб, повелительным жестом поманил к себе Джо и, когда тот, еле передвигая трясущиеся ноги, подошел, уставился на него своими рыбьими глазами. Он собирался было заговорить, но затем поджал губы и с головы до ног медленно оглядел худенькую фигурку в латаной куртке. И вдруг почувствовал, как в нем закипает бешеная злоба. У него заходила челюсть.

Перед ним стоял жалкий оборвыш, карлик с ввалившимися щеками, ничтожество! И такое посмело раскрыть рот? Решилось нам, хозяевам, показать зубы? И, вместо того чтобы попросту раздавить эту козявку ногтем, приходится выполнять поручение младшего шефа!

Джо почувствовал на себе исполненный ненависти взгляд пронзительных глазок. Потом услышал тонкий, гнусавый голос. Слова, смысла которых он не понимал, пролетали мимо ушей. Зато Андерсен не пропустил ни единого словечка, он все больше убеждался в том, что у хозяев нет на руках козырей, раз Каттл так велеречив. К чему же иначе такое многословное, приторно-благожелательное вступление?

Каттл начал издалека. Сначала говорил об «исключительной доброте» и «беспримерной мягкости» набожного Джона Кросса-старшего, церковного старосты в Паддингтоне, которого любовь и уважение избирателей вознесли на высокий пост депутата, члена парламента и который вот уже много лет трудится на благо населения своего округа. Затем он перешел к сыну, старающемуся во всем подражать отцу, – Сэмюелу Кроссу. Всем известно, как близко он принимает к сердцу нужды своих взрослых и малолетних рабочих. Особенно малолетних. Как он неусыпно печется об их воспитании, расширяет их умственный кругозор в фабричной школе, приучает их к дисциплине и порядку, чтобы они со временем стали хорошими, примерными работниками. Разве такие благодетели, – Каттл повысил голос, – не вправе рассчитывать на преданность своих рабочих?

Но тут Каттл оборвал свою речь. К своему безграничному изумлению, он заметил, что Джо его вовсе не слушает и не понимает. И в самом деле, взгляд Джо блуждал по картинам в массивных золотых рамах, которые несколько оживляли мрачные стены. Каттл просто онемел. Он совершенно обнаглел, этот мальчишка! Наступившая после монотонного словоизлияния внезапная тишина заставила Джо вздрогнуть.

– Я говорил о благодетелях, – резко повторил Каттл. – О благодетелях, которые и в ныне разбираемом нами деле Клингов… – Он с удовлетворением заметил испуг Джо и, вновь пронзив его острым взглядом, с усилием продолжал: – Благодетелях, которые в деле Клингов не пожелали наказывать всю семью из-за одного негодного сына!

У Джо опять закружилась голова, он не мог больше выдержать взгляд Каттла и закрыл глаза. Что они узнали о Билли? Это же о нем говорил Бритва! Кровь стучала у Джо в висках.

Каттл был доволен, что слова его возымели такое действие. Лишь с большим трудом ему удалось вновь придать своему голосу первоначальный елейный тон. Теперь он заговорил о кружевах. Джо весь обратился в слух.

Остановившись на ценности уникальных коклюшечных кружев, которые столь загадочным образом исчезли, и, выдержав паузу, Каттл, к удивлению Джо и Андерсена, продолжал:

– О данных кружевах мы речи вести больше не будем. Коклюшница Мэри Клинг может спокойно возвращаться на работу. Однако возможно скорее, как только поправится. Шеф просил передать, что ей придется сплести другие, еще лучшие кружева. Возможно, во время болезни она придумает какой-нибудь еще более нежный и красивый рисунок кружев, которые могли бы заменить пропавшие. Мы, то есть дирекция фабрики, убедились, что Мэри Клинг ни в коей мере не причастна к краже. Ни в коей мере.

Каттл видел, что Андерсен с трудом скрывает свою радость. Взбешенный тем, что шеф приказал ему действовать помягче, он закусил губы.

К лицу Джо вновь прилила краска. Ему очень хотелось оглянуться на Андерсена, но он не смел. Да и Бритва не спускал с него глаз. Джо хоть и слышал все, но не понимал, миролюбивые или коварные намерения у Каттла. «Он тебя сперва похвалит, а потом в грязь втопчет», – рассказывал о нем Робин.

Бритва и в самом деле приготовился к удару и холодно отрезал: