Мавр и лондонские грачи - [19]

Шрифт
Интервал

– Ни с того ни с сего людям лучше не станет. За все надо бороться. Молчанием никогда ничего не достигнешь. Надо быть смелым. И в старых легендах и сказках только смельчаки одолевали чудовищ и чертей. Знаете такие сказки? Так вот, черти кажутся иногда очень сильными, да только ум у них короток. Если держаться вместе, вы сами будете сильными. Я уверен, смельчаки есть и среди вас.

Джо вспомнилось, как его брат Робин говорил: «Если все терпеть, никогда нам не станет лучше». А Джо хотелось быть смелым. Он выступил вперед. Но у него пересохло во рту, язык плохо слушался. Едва слышно он пролепетал:

– Мы бы рассказали… – и тут Джо увидел, как Кросс вздрогнул. Угрозы, непомерный штраф – все было забыто. Голос Джо окреп: – Старший надзиратель Белл грозился всех нас уволить, если мы… вышвырнуть нас завтра же без получки да еще в кровь исстегать.

– Никто не посмеет вас уволить, за это я ручаюсь, – вставил Эндер.

Джо пересилил дрожь в коленках, вздохнул всей грудью. Дети всё еще не понимали, что произошло: один из них говорит и не боится!

– Сегодня у нас такая же ночная смена, как и всегда, – Джо показал на Кэт и Ричарда – оба молча кивнули. Указал на Сэлли и других ребят. – Спросите их: мы неделю ходим в ночную смену, потом неделю в дневную, потом опять в ночную. Все время по двенадцать часов. – Джо старался не смотреть на хозяина, который сверлил его взглядом, пытаясь запугать. – Только по субботам раньше кончаем. Но сегодня заставили работать полную смену и под воскресенье.

Со вздохом облегчения Джо повернулся к своим товарищам. Дети закивали. Одни еще робко, другие с живостью. Мавр одобрительно улыбнулся ему. Джо за всех высказал правду. Это была великая минута в его жизни.

Лед тронулся. Теперь все заговорили разом, перебивая друг друга. Пока доктор Уэббс отбирал детей для осмотра, остальные обступили Эндера и Мавра. Особенно хотелось сказать Сэлли, уж очень ей было обидно, что ее назвали лентяйкой.

– Спать нам не дают, сэр, – твердо выговорила она. – Иногда так устаешь, что еле на ногах держишься. Если б еще была настоящая работа. А то ведь только смотришь и смотришь. И жара. А потом стук этот, голова… – Она приложила руки к вискам. – Разговаривать между собой нельзя. Вот иногда глаза и слипаются. Я сегодня на секундочку задремала, а… – Приступ кашля прервал ее жалобы.

Но тут подскочил Дикки Джэб и, ни разу не запнувшись, рассказал, как все произошло. Потом он убежал и вернулся с кожаной плеткой.

«Ну и Дикки! – подумал Джо. – Никогда бы не поверил, что он так расхрабрится».

Кросс-младший даже в лице изменился, когда Эндер предъявил ему плетку.

– Вы и этого не знали, мистер Кросс?

– Нет, разумеется, нет! Вообще… Я даже представления не имел, что они работают полную ночную смену. Старший надзиратель меня обманывал!

На этот раз члены комиссии даже не потрудились скрыть язвительную усмешку. Кросс подавил душившую его ярость, он все еще надеялся как-то вывернуться.

– Хотите верьте, хотите нет, но это так, господа. Он успокоил меня, уверив, что в ночную смену велит детям спать по очереди половину времени. Да, он это прямо утверждал. Даю слово, что уберу его из прядильной. Надзиратель, который бьет детей… – Кросс не договорил. Он готов был отречься от кого угодно в надежде отделаться подешевле.

Мавр подтолкнул Эндера локтем и заговорщически прищурил один глаз.

Эндер понял:

– Мы ловим вас на слове, мистер Кросс. Да это самое меньшее, чего мы вправе требовать. Уволить и наказать такого изверга.

Джо не пропустил мимо ушей ни словечка. Очкастого Черта уволят? Дети окончательно осмелели. Им хотелось излить все, что у них накипело: рассказать об обидах, несправедливостях, притеснениях. Словно плотину прорвало.

Мавр едва успевал записывать. Ни один факт не казался ему слишком мелким или незначительным, – шла ли речь о занятиях с учителем, которые проходили из рук вон плохо, а то и вовсе не проводились, или о сокращении больших и малых перерывов. Самой отвратительной была история с крýжками. Перед приходом комиссии детям велели их убрать. Обычно же посуду с едой и питьем ребята подвешивали на груди. Кросс пытался было это изобразить как проявление заботы и гуманности. Дети, мол, могут перекусить или выпить глоток, когда захочется, нитки ведь не каждую минуту обрываются. Таким образом к обоюдной выгоде экономится время, предусмотренное на еду: машины не простаивают, а ребятишки получают бóльшую плату. Ведь все они очень падки на деньги.

У врача набухли жилы на лбу

– Хуже, чем с собаками, обращаетесь вы с людьми! Вы-то, мистер Кросс, конечно, не представляете себе, что значит простоять на ногах десять – двенадцать часов кряду в таком смраде и духоте. Повторяю, простоять! И к тому же урывками глотать принесенную из дому скудную пищу. – Он обратился к детям: – Сколько вам отведено времени на обед?

Один из пятнадцатилетних подростков, который под грозным взглядом фабриканта солгал и теперь не мог себе этого простить, выпалил:

– Нет у нас никакого перерыва на обед! Раз в смену разрешают всем сразу на пятнадцать минут отойти от машин в уборную. Вот и все!

– И не проветривают! – громко выкрикнул Ричард. – Даже в перерыв. Только перед началом работы. А если мы сами откроем форточку, то штрафуют – когда на три пенни, а когда и на пять, как им вздумается!


Рекомендуем почитать
Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Высшая мера наказания

Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.


Побеждая смерть. Записки первого военного врача

«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.