Мавр и лондонские грачи - [112]

– …к сожалению, не исключение, – прервал его Маркс. – Припомните, как несколько месяцев назад мы с вами после ночной инспекции на Паркер-стрит возвращались домой. Тогда вы считали, что для вас лучше всего не становиться ни на ту, ни на другую сторону. Более того: вы полагали, что фабричный инспектор скорее принесет пользу рабочим и хозяевам, если у него есть друзья среди самых различных слоев. И среди чартистов, и среди либералов, и среди консерваторов, и… среди коммунистов.

Некоторое время они молча шагали рядом. Эндер припоминал. Да, да, примерно так он тогда и говорил: если ты намерен занять действительно справедливую позицию, ты обязан находиться между фронтами. Маркс возразил ему не без сарказма: между классовыми фронтами стоять нельзя, между классовыми фронтами можно только колебаться.

Маркс прервал ход его размышлений:

– Что же было дальше? Требования их удовлетворили? А трех руководителей стачки приняли снова на работу?

– Предполагаю, но окончательной уверенности у меня нет. – Эндер рассказал о листовке, весьма хитроумным путем попавшей на фабрику, и с удовлетворением добавил: – Забастовочный комитет использовал в листовке и мои слова.

– На сей раз вы приняли правильное решение! – воскликнул Маркс. – Для честного человека нет ничего отвратительней, как видеть, что искренние его намерения и благородные цели искажаются до неузнаваемости. Тут можно сделать только одно: надо разорвать коварно сплетенные сети и выйти на открытый суд общественности. Вы так и поступили. Поздравляю вас!

Эндер облегченно вздохнул. Похвала умного и столь уважаемого им человека была ему приятна.

– Как только я узнаю что-нибудь новое, – сказал он, – я извещу вас. А теперь позвольте мне откланяться. Вон подъезжает мой омнибус. Прощайте!

Маркс стоял на оживленной Оксфорд-стрит и, глядя вслед удалявшемуся омнибусу, думал: «Робин Клинг! Хороших ребят воспитал прядильщик Эдвард Клинг. Непременно надо будет познакомиться и со старшим. Впрочем, почему бы не сделать это уже сегодня?»

Возвращаясь из Британского музея, Маркс завернул в Грачевник. Однако перед домом, где жили Клинги, он остановился в нерешительности: в этот час он застанет Эдварда Клинга за ненавистной чинкой и штопкой. Да, пожалуй, заходить не стоит. Маркс тут же набросал несколько строк Робину.

Примерно час спустя пришел Робин и очень обрадовался, когда отец, подмигнув, вручил ему записку. «Какие дни наступили! – думал он. – Борьба в Уайтчапле завершилась победой. Отца не узнать. И сам Карл Маркс хочет со мной встретиться».

Джо тут же послали на Дин-стрит, чтобы договориться о встрече через день у Бена Коллинза. Вечером Робин еще долго беседовал с отцом.

Когда Робин на следующий день пришел к Бену, он оторопело остановился в дверях: в комнате оказались не только Бен, Бернер и Макферсон, но и все пять членов расширенного стачечного комитета. И среди них сидел Маркс. Неужели они уже всё рассказали ему?

Маркс поднялся и, протянув руку, приветствовал его словами:

– Вы Робин Клинг? Конечно, тут не ошибешься. Семейное сходство! Я тоже только что пришел. Кое-что о вашей борьбе в бумагопрядильне мне уже известно от инспектора Эндера. Но теперь рассказывайте со всеми подробностями.

Рабочие уселись поближе друг к другу, чтобы освободить место. Робин мог уже начинать свой отчет. Но как? Что уже знал Карл Маркс? Робин волновался даже больше, чем перед своим выступлением на фабричном дворе.

– Мы ведем борьбу за пересмотр рабочих контрактов… – сказал он тихо.

Но постепенно голос его зазвучал уверенней. Робин кратко изложил весь ход подготовки к стачечному митингу. И, чем дольше он говорил, тем легче было ему.

Маркс умел хорошо слушать. Робина окрылял пытливый взгляд человека, написавшего «Манифест», и речь его делалась все живей. Он рассказал о том, как прядильщики не дали себя запугать и после увольнений с еще большей решимостью выступили во второй раз.

Марксу понравился старший сын Клингов. Он видел в нем настоящего рабочего вожака. Молодого, задорного. Ведь они всё продумали, каждый свой шаг. И первая неудача не сбила их с толку. Самые смелые и решительные увлекли за собой колеблющихся и нерешительных.

– И все же я сделал большую ошибку, непростительную ошибку, – продолжал Робин. – Мне было поручено выступить. Я знал, как мне убедить рабочих. У меня были неотразимые доводы. Все слушали меня. И вот я на какое-то мгновение успокоился, позволил выступить фабричному инспектору! А этого ни в коем случае нельзя было делать! Если бы я не сплоховал, мы бы одержали победу еще в субботу.

Маркс положил свою руку на руку Робина:

– Я хорошо понимаю вас. Но на таких ошибках учишься больше, чем когда все сходит гладко. Заранее рассчитать и предвидеть все невозможно. В трудном положении важно сделать правильно следующий шаг. И это вы поняли превосходно. Отличная мысль – вывести всех рабочих со двора организованно!

Когда Бен сообщил о листовках, которые печатники на Ливерпуль-стрит отпечатали в субботу, оставшись после смены, Маркс сказал:

Блистательная идея – использовать в листовке слова фабричного инспектора. Лучше не придумал бы и опытный политик.