Маугли - [26]

Смотри, слушай после смерти, я вороном тебе глаза на том свете выклюю!"

Анджей засмеялся, и до того важен его смех и высокомерен, что я не выдержал - добил боевого товарища камнем в висок, совершил акт милосердия - так рыцарь добивает свою даму сердца, которая потеряла ключ от пояса девственности.

Тотчас, когда Анджей дух испустил, надо мной пролетела жирная ворона, откормленная на потрохах военнопленных.

Я тоже умер, но чуть позднее, и оказался здесь, на пеньке на тропинке, а вокруг туман, как углекислый газ около ТЭЦ.

Шестнадцать раз в сутки на меня налетает стая ворон, а я стреляю в них, в надежде, что в Анджея попаду.

Не знаю, как он выглядит после смерти и под перьями вороны, но знаю, что он прячется за спины рядовых ворон, даже ложки серебряные у них ворует из гнезд.

Чую, сердцем солдата чую, что подстрелил я Анджея сейчас, как только ты появилась во всем блеске и великолепии ночной феи.

Ворон-Анджей в агонии корчится на кладбище, а я с тобой беседую, но не просто рассказал об Анжеем - а со смыслом, без рассеянного склероза и женских платьев - я не из танцоров.

Судьба приговорила меня к этому пню, к алкоголю в загробной жизни и к стрельбе по воронам с Анджеем, но только до того момента, как я исполню предначертанное - так художник рисует лучшую картину в своей жизни, а потом идет в сантехники.

Как только я прикреплю орден матери-героини к твоей груди, девица, так сразу оковы рухнут, и я перенесусь в Мир иной, без ворон, без шутовских каблуков и без красных туфель с загнутыми концами.

Солдат разжал руку, а в ней тускнеет орден - не вижу за какие заслуги и перед кем, но, если солдат сказал, что орден матери-героини, то значит - Правда великая в словах солдата без презрения к соломенным юбкам папуасов.

Солдат мне орден на кофточку прикалывает, а кофточка, словно латы железные стала, не пропускает шпильку ордена - так охранники не пропускают в клуб Сохо безбородых девушек.

Солдат злится, тужится, краснеет на фоне белого тумана, тискает мне грудь, коленом в живот упирается, старается стахановец.

- Жми, солдат, не жалей моих грудей, моих белых лебедей! - я словом помогаю солдату - очень орден хочу, аж во рту пересохло, словно после попойки вышла в сон.

Но перед сном ничего алкогольного не пила, разве днём только бутылку Массандры, но она не считается, потому что ничтожная.

Орден пошел - сначала неохотно, а затем щелкнул и нашел свое место на моей многострадальной девичьей груди.

Солдат усмехнулся, по-доброму поцеловал меня, без страсти, а я ему и страсть бы простила - во сне всё можно, сон, как война, всё спишет.

- Орден ты получила, но еще один совет-завет за мной, потому что я тебе должен открыть ВАЖНОЕ, в важном тоже задача моя и предназначение шиповника.

Шиповник витаминами излечивает людей от авитаминоза, а я поучением предостерегу тебя, чтобы ты не погибла, когда твоя приемная матушка на улице куриную голову глодает. - Солдат шутливо ударил меня ладонью по левой щеке - шутливо, но больно, потому что ладонь солдата жесткая, как ягодицы столетнего барана.

Прежде я часто получала пощечины от мужчин, предпоследняя - смех, а не пощечина - дяденька чиновник спьяну меня ударил, а рука у него рыхлая, мягкая, влажная, как тесто.

Рука солдата - не расфуфыренная жужелица с Тверской, поэтому я почувствовала важность момента, вздохнула и открыла уши, чтобы в них пророчество попало, и ни одна буковка бы не улетела в грязь под ногами.

Во сне тоже грязь случается, и часто.

- Ты повстречаешь волка на Московской улице, девушка, - солдат закатил глаза, как бешеная сойка, ниже ног солдат уже испарился, потому что исчезнет полностью после последнего слова. - Беги от волка, девица, беги со всех своих ног девичьих, которые красотой заканчиваются.

Матушку приемную прихвати, и беги, беги, даже в борьбу не вступай с волком, потому что не по силам он тебе, ох, не по силам.

В волке погибель твоя кроется, как смерть Кощея на острие иглы.

Возникнут у тебя сомнения по поводу волка, потому что каждая девушка мучается сомнениями с утра: что ей надеть.

Подумаешь, что волк мертвецки пьяный, и даже прутиком его захочешь отстегать по глазам и по ягодицам, как развлекаются парни с лошадьми в Белоруссии.

Но спрячь своё желание и спрячь прутик, не по волку прутик, ох, не по волку. - Девушка замолчала, испытующе переводила взгляд с Маугли на приемную мать, и с приемной матери - обратно на Маугли, затем робко добавила, словно спрашивала сама себя. - Где волк?

Парня вижу странного, но не волк он, потому что без шерсти и человек.

Очень хочу прутиком испытать тебя, парень, но помню завет солдата, или солдат меня обманул, потому что Анджея подстрелил и над бедной девушкой от радости потешался словами, больше нечем потешаться, ниже пояса у солдата ничего нет в тумане.

Солдат испарился, даже вина на прощание мне не налил, и я уверена, что не по забывчивости не налил, а из жадности: мужики жадные - обещают золотые горы, а вино жалеют.

Прутиком голову замутил, чтобы я вина не спросила, словно обворую его матушку на кладбище.

- Прутик? Прутик меня не возьмет, не пробьет дубленку моей кожи! - Маугли засмеялся, гордый, потому что крепкий, как прутья решетки. - Я на снегу спал, среди льдов купался, по тайге бежал, а в тайге деревья живые, они меня прутиками стегали - ни одного шрама, ни одной отметины, потому что смеется моё тело над прутиками - волка прутом не раззадоришь, потому что волк не ночная бабочка. - Маугли расстегнул рубаху, задумался на минуту: