Мыши грызут карандаши, а карандаши - злые, в карандашах протест и предрассудки, как в сосуде с Алладином.
Джин заточил Алладина в сосуд, и я не хочу, чтобы карандаш на карандашной фабрике мне откинулся в глаз - история повторяется, но на более высоких витках, как самолет поднимается в стратосферу.
Не карандаш, а нож я с собой ношу для защиты, - девушка поклонилась матери в то место, где пояс (Михайло Потапович оборотень жевал куриную голову, глаза курицы печально смотрели на Маугли, казалось, что курица живая, пытается вылезти из ада рта) и забормотала быстро, будто в бреду после гулянки со звездами эстрады:
- Сон мне приснился сегодня, сон в руку, если ЭТОГО встретили, маменька!
Не к добру это, ох не к добру, словно меня приклеили к рельсам, и поезд мчится - ТУ-ТУ!
В нашем доме поляк жил, много бутузил, с замужними женщинами в подъезде перемигивался, усами шевелил, думал, что - кавалер трех орденов Славы.
На трамвайных рельсах поляка нашли - пополам трамвай его разрезал, как Брата в кино на рельсы кинули, а он стрелял, стрелял - пиф-паф.
Во сне поляк ко мне пришел и ушел, и сон дальше без него пошел, с нравственностью и запутыванием моей воли - тут уж без черта не обошлось рогатого.
Во сне я шла по нескучному саду, в том месте, где мы с тобой, маменька, пикник устроили, как в Париже.
Я по малой нужде в кусты ушла, да на цветочки засмотрелась, потому что в детском доме тряпки грязные, без цветочков, а на Природу когда нас вывозили в шумные компании, так я только рожи слюнявые видела и небо голубое в пятнах дымов. - так раненый солдат на поле боя любуется небом и на небо поднимается.
Когда я из кустов вышла, так ты уже кабанчика запеченного доедала, маменька; на меня смотрела со смесью гордости и тщеславия, скрывала своё раздражение, оттого, что кабанчик не величиной с коня богатырского.
Чуть не убила ты меня с голода, если бы я у шумной компании не стащила корзинку с провизией - на батальон солдат хватило бы, а тебе - до дома, но это к лучшему, к всеобщему пароксизму.
Во сне я шла одна по Нескучному саду, будто меня бросили на произвол вурдалаков на Луну.
Кругом туман клубится из фильмов ужасов, мелькают тени, одна тень материализовалась на пару секунд, блеснула красными очами, клацнула огромными челюстями около моего носа и снова в туман убежала.
Кто знает, может быть, без тумана зубы не живут, и я благоразумно в туман не входила.
По моей головушке ветки стучат, или руки сухие мертвецов, но я иду вперед, потому что не идти нельзя - засну во сне.
Упала в яму, замучилась, устала морально, но знаю, что во сне, а проснуться не могу, потому что сон повредился, как катапульта с узником.
Вдруг, за поворотом тропинки - пенек посреди дороги, а на пеньке дяденька усатый сидит с ружьем, кашляет в сильнейшей чахотке, сопли на сапоги роняет и с интересом сопливые сапоги рассматривает, словно их разрисовал художник Малевич.
Малевич - не Малевич, но художник Шагал точно разрисовал, и фамилия Шагал подходила под мои шаги.
Когда я проснулась потом, а сон еще не весь вам дорассказывала, а отвлеклась, чтобы не забыла, так когда проснулась - видно, что я живая сейчас, так подумала, что сильнейшее впечатление на меня усы мужчины с ружьем произвели, будто тараканами живыми подушку набили, и я на тараканах спала три дня и три ночи.
Солдат, вроде бы в помешательстве находится, но усы у него прямые, а не висят: у хохлов висят вниз усы, а прямые усы - даже не знаю у кого; может быть у венгров усы прямые, потому что карандаши "Конструктор" в усы прячут.
Я подумала о карандаше "Конструктор" и сразу же бессильно перед мужчиной на колени упала, будто мне ноги серпом подрезали.
Мужчина, словно меня ждал, извлек из котомки бутылку дорогого французского вина - я в винах толк знаю, потому что, когда меня в ресторанах кавалеры угощают, то норовят подсунуть дешевое пойло, а я нарочно самое дорогое за их счет заказываю, словно золотую жилу разрабатываю.
Мы выпили по граненому стакану вина - даже во сне я чувствовала вкус - терпкое, похоже на вино авторской работы Фанагории.
Солдат рукой по усам провел, на меня посмотрел и вздохнул: от вздоха его поднялась туча ворон на кладбище, и вороны похожи на всадников, что изображают в Апокалипсисе.
Во сне я не видела кладбище, но знала, что оно рядом, за туманом - так скромная девушка прячется от полиции.
Мужчина быстро поднял ружье, выстрелил в стаю, не целился, но попал дробью в двух-трех птиц.
Поднялся гвалт, но вороны - умные птицы, улетели в туман, и оттуда галдели - так торговцы ругаются на рэкетиров.
Мужчина дунул в дуло (а из дула, как из трубы дым шел), ружье между ног опустил и засмеялся добрым смехом скомороха, у которого умерла третья жена:
- Ты не подумай, девица красная, что я тебя вином со смыслом угощаю!
Я тебе без смысла налил бургундского.
Нет смысла там, где его нет!
- Ой, дяденька! Испугали девушку большой пукой, - я засмеялась, и смех мой более для собственного успокоения, чем для поддержания разговора. - Я и со смыслом вино пила, и без смысла - всякое в жизни происходило, всего не упомню, словно в американский Большой Каньон упала.
