Маттерхорн - [74]

Тут он услышал, как завопил Джексон.

– Что за грёбаная хрень! – Джексон, ощеряясь, пробежал мимо Мелласа. Меллас тупо посмотрел на него, думая, что Джексон спятил. Джексон, как футболист, бросился поперечным блоком на стену бамбука и травы. Масса слегка подалась. Джексон отскочил назад к группе, гикнул и снова кинулся на спутанную массу. Она прогнулась. Он отбежал и с проклятиями прыгнул в неё ногами вперёд. Он стал скакать по ней, ликуя во всё горло. Бамбук сломался. Трава склонилась и опала. Бройер, прикрывая ладонями очки, издал клич и бросился сломя голову в проделанную Джексоном выбоину.

Мелласу хватило секунды, чтобы понять, что ему только что преподали первый урок настоящего лидерства. Он тут же кинулся в атаку, головой вперёд, словно уклоняясь от нападающего. Растительная масса пропустила его голову, но задержала плечи. За ним последовал гранатомётчик Тилман, затем Паркер и Кортелл. Меллас отбежал, развернулся, зарычал и проделал всё сначала. Отделения Джейкобса и Коннолли, заразившись азартом игры, тоже вломились в траву. Ванкувер вообще поднял Коннолли и бросил его в кучу, словно бревно. Форма стала чёрной от влажной травяной гнили. Руки покрылись кровью от порезов об острую траву. Но посадочная площадка расширялась.

К одиннадцати часам утра площадка была расчищена. Парни, выдохшись, лежали на спине и смотрели на серые клубящиеся облака. Через час облака коснулись земли. И посадочная площадка, и ждущие морпехи стали вдруг призрачны и нереальны. Под вечер все они, подавленные, притихшие, тряслись от холода и всё так же ждали вертушку. Еда кончилась совсем. За последние сорок восемь часов многие съели только по три четверти банки консервов. Туман лежал повсюду. Даже Джексон не мог сокрушить его пелену.

Чтобы обеспечить безопасность посадочной площадки, Фитч на всякий случай отправил Кендалла и Гудвина в дозор.

Кендалл заблудился и был вынужден выпустить сигнальную ракету, чтобы Дэниелс и Фитч смогли определить его пеленг. Ребята ворчали, что ракета выдаст СВА, где находятся морпехи, и между собой прозвали Кендалла 'Подскоком'. Взводный сержант Кендалла Сэммс уселся возле Басса и битый час костерил Кендалла и ту политику, согласно которой каждый офицер обязан иметь опыт командования стрелковым взводом. Гудвин радировал, что кое-что нашёл и что это пока сюрприз. Фитч предложил Хоку двадцать долларов за банку персиков. Хок отказался.

В полдень Кортелл и Джексон направились к Хоку обсудить очередь отправки в отпуск. Дойдя до центра периметра, они обнаружили, что лейтенант Гудвин, всё ещё обвешанный гранатами и патронами, играет с двумя тигрятами. Старший санитар и Релсник смотрели, как сержант Кэссиди с улыбкой на лице игриво дразнит слепых котят.

Кортелл, который делил окоп с Вилльямсом с тех самых пор, как они приехали в страну восемь месяцев назад, смотрел на тигрят по-другому. Он отстал от Джексона и подошёл к группе.

– Я не думаю, что им следует здесь находиться, – сказал он. Сердце его заколотилось, но он дал себе слово сделать что-нибудь для Вилльямса – хоть что-нибудь, чтобы облегчить чувство вины за то, что подвёл Вилльямса.

– Итить меня колотить, – поднимаясь, сказал Кэссиди. – Так ты, значит, не думаешь, что им следует здесь находиться, да? А ты помнишь, чтобы я спрашивал твоего мнения?

Кортелл ничего не сказал, желая, чтобы сказал своё слово Джексон.

– Ты вот всё время так подходишь к своим начальникам и сообщаешь, что думаешь? – спросил Кэссиди.

– Никак нет, сэр, – сказал Кортелл. Вернулись старые страхи Дальнего Юга, в коленках появилась слабость.

– В таком случае предлагаю тебе заняться своими делами. Я-то думал, тебе, твою мать, понравятся звери из джунглей.

Ноздри Кортелла раздулись, лицо побледнело. Руки и ноги зачесались. Он почувствовал, как Джексон взял его за локоть и мягко потянул назад, прочь от Кэссиди, прочь от пропасти внутри. Кортелл тяжело дышал и глядел в упор на Кэссиди, который в упор глядел на него. 'Я прибью ублюдков', – сказал Кортелл.

– Только через мой труп, – сказал Кэссиди.

– Ты так этого хочешь?

– Ты грозишься убить меня, Кортелл? – спросил Кэссиди.

– Пошли, Кортелл, – сказал Джексон. Кортелл слышал его словно из глубокого туннеля. Джексон обернулся к Кэссиди и тихо прибавил: 'Он не грозится убить тебя, Комендор. Это всё из-за его грёбаного дружка Вилльямса'.

Кортелл сердито шлёпнул Джексона по руке, освобождаясь от его хватки.

– Пойдём, Кортелл, – зашипел Джексон. – Смотри, упрячут твою задницу. – Джексон развернул его; Кортелл рвался назад, Джексон тащил его вперёд. Как бы отстраняясь от самого себя, Кортеллу удалось обуздать свою ярость. Он сам уже сознавал, что разозлился. До сознания дошло, что они с Джексоном тянут друг друга в разные стороны. В мозгу его пролетели, завихряясь, образы Иисуса и менял, Петра, отсекающего ухо раба, Иисуса, висящего на кресте, и господа, оплакивающего потерянного сына. Он вспомнил, кто он есть и где он есть, и позволил Джексону взять себя за локоть и увести вниз по холму, оставляя Кэссиди стоять перед безмолвной группой. Потом он вспомнил Фор-Корнерс, штат Миссисипи, и Галаад в четырёх милях от него по грунтовой дороге, в котором жили белые люди. Вспомнил, как ехал по усаженным деревьями улицам, стараясь выглядеть незаметным в дедушкином стареньком 'форде' 1947-го года, тщательно протёртом от пыли. Вспомнил, как бабушка проверяла, бела ли и отутюжена ли его рубашка. Потом вспомнил, как старшая кузина Луэлла, горя желанием облегчить свою грудь и своё сердце, возвращалась домой по пыльной дороге из Галаада, распаренная и измученная в форме горничной, чтобы покормить ребёнка, который целые четырнадцать часов её отсутствия оставался с матерью Луэллы. Ещё он вспомнил, как часами сдерживал желание помочиться и белых школьников, глазевших на него стеклянными глазами, когда он приходил к хлопковому сараю без 'надлежащего дела', желая лишь передать записку дяде, который работал за сараем, на заднем дворе. В его памяти они все теперь выглядели как Кэссиди.