Маттерхорн - [193]

– Помнишь то чувство, когда собирала ежевику? – спросил он. – Ты должна его знать: с друзьями и, наверное, с чьей-то бабушкой, которая пошла с вами и которая собирается испечь пирог, когда вы все вернётесь домой; а воздух такой тёплый, что кажется, будто сама Матушка Природа печёт хлеб.

Она, улыбаясь, кивнула: 'Помню'.

– Возле мусорной свалки малюсенького городка лесорубов, в котором я рос, – продолжал Меллас, – есть большая поляна. – Он погладил скатерть. Она ждала продолжения. – И вот, похоже, на вас с рёвом несётся машина, а в ней шестеро здоровенных парней. Ты стоишь возле этой доброй старой женщины и держишь в руках корзинку с ежевикой, и вдруг тебе немножко страшно. Эти парни всё время пьют. Лица их закрыты масками. У них винтовки. Один забирает лукошки с ягодами и бросает их у края дороги. Тебя разворачивают. Потом, посмеиваясь, ведут к свалке, словно ожидая развлечения. Тебе сообщают, что сейчас все будут играть в игру. А правила вот такие. – Меллас осторожно вдавил нож для масла в белую скатерть. – Мужчины, то есть мальчики, должны проползти по свалке от края до края. Как только натыкаешься на банку, чьей крышки не видно, нужно взять её и показать людям с винтовками. Если окажется, что банка пуста, можно ползти дальше. Если же она не вскрыта, то нас убьют. Мы ложимся в мусор. На свалке всегда что-то тлеет. От дыма ты чихаешь и кашляешь. Задача старухи состоит в том, чтобы подносить воду тем из нас, кто придумает приятный или ловкий способ обнаружить банку. Нам даже выдают ленты, если мы оказываемся особенно сметливы. Конечно, если мы откажемся поднимать жестянки, то навсегда останемся ползать по мусору или, по крайней мере, до тех пор, пока странным людям не наскучит их грёбаная игра.

Меллас выдавил последние предложения сквозь стиснутые зубы. Он гнул нож об стол, костяшки пальцев побелели. – И одного, нахрен, за другим, – нож медленно загибался, – ребят, с которыми ты собирал ягоды, убивают. А ты по-прежнему смекалист. – Он покачивался вперёд на каждом слове. – А игра всё идёт, идёт и идёт.

Он посмотрел на неё, держа нож в руке. В нём поднималась та же ярость, что заставляла его выхватывать боевой нож и кромсать растения. Ему хотелось кинуться на кого-нибудь и причинить боль. Он поставил нож кончиком на скатерть и обеими руками согнул лезвие под прямым углом.

Это её напугало. Она поднялась: 'Простите, лейтенант, – сказала она. Наверное, я…', – что-то начала она говорить, но замолчала.

Случившееся смутило Мелласа. 'Я должен извиниться, – сказал он. Он нервно положил согнутый нож возле тарелки, желая поскорее убрать его из рук. Нож выглядел весьма странно. – Просто выплеснулось. Чувствую себя настоящим тупицей'.

Она потянулась через стол и положила руку на его ладонь. 'Не казнись. Может, именно это поможет тебе пройти через всё. – Она быстро сжала его ладонь. – Бог ведает: всем нам что-то нужно. – Она секунду смотрела на него. – Береги себя там. – Затем быстро вышла в дверь.

Меллас остался один на один со скачущим сердцем и невыразимой яростью. Он понял, что погубил единственную возможность поговорить с единственной женщиной, которая предложила ему то, чего другие женщины предлагать опасались. Он хотел побежать за ней, удержать, говорить с ней о любви и дружбе. Вместо этого он схватил блестящее серебро с белой скатерти и швырнул в один из шикарно обитых диванов, выставленных вдоль переборки. Из вращающейся двери камбуза показалась голова повара-филиппинца. Увидев, что Меллас стоит и старается вернуть себе самообладание, он быстро юркнул назад.

Меллас молча допил кофе. Он заметил своё отражение на полированных деревянных панелях. Тёмное отражение, слегка искривлённое, но это был он, сейчас очень одинокий.

Мелласу хотелось убраться с плавучего госпиталя.

Меллас боялся возвращаться в лес.

Мелласу некуда было идти.

Утром на него поступил приказ. Ему предписывалось вернуться в часть к 20:00 следующего дня. Таким образом, с прибытием распечатанного на мимеографе листка с его именем ноги его развернуло в сторону земли. Время вновь влилось в его жизнь как неожиданный, но неизбежный прилив. Он оставался на корабле уже пять суток.

Он отправился получать назад свою винтовку и меч Ванкувера.

Матрос в оружейке скучал. Его оружие? М-16? Должно быть, её отправили назад в пятую дивизию МП. Вот она отмечена в списке. Меч? Без понятия. Здесь нет никаких мечей. Они не считаются оружием.

Мелласа охватила злость. Матрос посочувствовал. Меллас потребовал старшего. Матрос отправил его к начальнику. Начальник отправил его к интенданту. Интендант затребовал выписки из дел. В выписках не оказалось никаких сведений о мече. Не переживайте, наверное, его оправили в пятую дивизию вместе с винтовками. Есть ли у него расписка? Вот, заполните форму для пропавших предметов. В конце концов, это всё-таки оружие.

Удручённый и обессиленный, Меллас вернулся в палату.

Вечером за ужином он был подавлен. За столом все знали, что наутро он возвращается в джунгли. Что скоро он перестанет быть проблемой. Все были вежливы. Рыжеволосой медсестрички там не было.

Около полуночи Меллас осторожно натянул форму поверх бинтов и пошёл её искать. Он ступил на чуть подрагивающий стальной пол коридора. Подошвы ботинок приняли на себя плавную зыбь Южно-Китайского моря и вибрацию двигателей. Он оправился во внутренности корабля, в лабиринт проходов и лестниц, ведущих к неведомым помещениям.