Маттерхорн - [144]

Шрифт
Интервал

– Ну и какого хрена мне с ним делать, Шулер? – спросил Меллас, взвешивая его на руке.

– Не знаю. – Коннолли посмотрел в туман. – Я только знаю, что если б он вернулся вместе с Ванкувером, то его б забрал кто-нибудь, кто его не достоин. По крайней мере, вы б могли обменять его на что-нибудь.

– Это было бы неправильно, – сказал Меллас. – Наверное, нам следовало бы отослать меч его отцу, – смущённо добавил он.

– Какому отцу? – сказал Коннолли. – Он бы этого не захотел, сэр. Что, по-вашему, грёбаный канадец делал бы на американской войне, будь у него дом и отец, к которым он хотел бы вернуться?

Коннолли уселся в грязь и уставился мимо Мелласа на Меттерхорн. 'Он был моим грёбаным братом, сэр. – Он заплакал. Меллас смотрел на меч и не мог вымолвить ни слова. По губам и подбородку Коннолли бежали сопли и слёзы. Он утирал их грязными руками и всё размазывал. Он посмотрел на Мелласа. – Он был мне грёбаным братом'.

Меллас отнёс меч в командный блиндаж. Потом он прошёл к позициям первого взвода и принял командование, даже не спрашиваясь у Фитча.


На вершине Вертолётной горы теперь было сложено пятнадцать тел, охваченных трупным окоченением, некоторые изувечены миномётными снарядами, разорвавшимися в теле. Взвод Гудвина потерял пятнадцать человек: восемь убитых и семь эвакуированных. Остальные раненые в этом взводе остались и ещё могли сражаться. Кендалл потерял четырнадцать: шесть убитых и восемь эвакуированных; десять с менее серьёзными ранами остались в строю. В первом взводе из сорока двух человек осталось двадцать – вместе с Мелласом получилось двадцать один. Из них половина имела незначительные ранения, но была способна держать оружие. Вместе с командной группой и миномётчиками в роте оставалось девяносто семь человек. Из пятнадцати галлонов воды, делённых на девяносто семь, в среднем пришлось по пинте с четвертью на морпеха. На каждого также получилось по полбанки 'Кока-Колы'.

Время показывало только 10:15.

Они забрали воду, еду и боеприпасы у мёртвых, включая убитых вьетнамцев. Кто-то из морпехов слил воду СВА в отдельные фляги. Другие просто смешали свою и чужую воду вместе. Это не имело большого значения. Пулемётчики собрались и поровну разделили свои патроны.

Весь день они сидели или стояли в ячейках и смотрели в туман. Всякий раз при крике 'Мины!' они сворачивались, доставая коленями до касок, и ждали звуков, которые дадут им знать, что и в это раз удар пришёлся мимо.

К вечеру в результате обстрела миномётами СВА, мозг Мелласа стал выходить из-под контроля. В какой-то момент он снял бронежилет с мёртвого тела и надел поверх своего. Мозг не прекращал подсчитывать: если один бронежилет принимает на себя пятьдесят процентов выстрела, то тогда два бронежилета примут на себя семьдесят пять процентов. Если б я надел три штуки, то получилось бы восемьдесят семь с половиной процентов, а четыре броника будут означать девяносто три и три четверти процента. Так он подсчитывал, пока затуманенный мозг не отказывался делить дальше; затем, по какой-то причине, он начинал всё снова. Если один возьмёт на себя половину, то два возьмут на себя три четверти… он пробовал отключиться от подсчётов. Он ходил от окопа к окопу и разговаривал с людьми. Но потом слышал выстрелы миномётов и понимал, что к ним летят новые мины. Он забирался в ближайший окоп и снова перебирал цифры, ожидая разрывов. Он вспомнил лекцию о том, что миномёты малоэффективны против окопавшихся войск. Но лектор не упомянул о психологическом эффекте, производимом на войска.

В сумерках Фитч созвал в блиндаж командиров на совещание. Кендалл пришёл раньше всех, очень подавленный. Известие о его косяке уже облетела всю гору. Он виновато посмотрел на Релсника и Поллака и промямлил приветствие Фитчу. Он сел в темноте, обхватил руками колени у груди и стал ждать остальных.

– Как дела? – спросил Фитч.

– Нормально, Шкипер.

– А у взвода?

– Ещё несколько осколочных ранений, ничего серьёзного. Они устали. Измучены жаждой. Мы не спали уже две ночи.

– У остальных такая же картина, – сказал, вздыхая, Фитч.

– Я не то имел в виду, Шкипер, – сказал Кендалл.

– Конечно, я знаю, – Фитч улыбнулся. – Слушай, я на самом деле знаю. Не переживай ты так.

Оба замолчали. Они слышали, как один из постов подслушивания проверяет рацию перед уходом с линии: ' 'Браво-раз', 'браво-раз', это 'Милфорд'. Проверка связи. Приём'. Городок Милфорд находится в Коннектикуте, значит, говорящий был из поста подслушивания первого взвода.

– Слышу тебя 'локо-коко', 'Милфорд'. – Это голос Джексона сообщал, что слышит передачу громко и чётко (Loud and Clear – 'Loco Cocoa'. – Прим.пер.).

– Эй, командир говорит, что хочет переговорить с тобой перед тем, как ты уйдёшь. Приём.

– Понял тебя, 'раз'. Он сам придёт сюда? Приём.

– Обожди. – Наступила пауза. – Подтверждаю. Он сказал, что будет у тебя через ноль-три. Приём.

– 'Милфорд' – конец связи, – подтвердил голос.

Фитч хохотнул. Кендалл понял, что Фитч пытается поднять ему настроение. 'Меллас думал, что хочет быть 'пятым', – сказал Фитч, – но я думаю, что ему гораздо приятней быть командиром 'браво-раз'. Он скорее будет проверять свой ПП (пост подслушивания. – Прим.пер.), чем пойдёт сюда на командирское совещание'.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Русская жизнь Лейба Неваховича

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письма к Луцию. Об оружии и эросе

Сборник писем к одному из наиболее выдающихся деятелей поздней Римской республики Луцию Лицинию Лукуллу представляет собой своего рода эпистолярный роман, действия происходят на фоне таких ярких событий конца 70-х годов I века до н. э., как восстание Спартака, скандальное правление Гая Верреса на Сицилии и третья Митридатова война. Автор обращается к событиям предшествующих десятилетий и к целому ряду явлений жизни античного мира (в особенности культурной). Сборник публикуется под условным названием «Об оружии и эросе», которое указывает на принцип подборки писем и их основную тематику — исследование о гладиаторском искусстве и рассуждения об эросе.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.