Маттерхорн - [136]

Шрифт
Интервал

Часть мозга Мелласа сфокусировалась на материальных данных. Была ли это его пуля или нет? Это был прямой вопрос, и он должен был определиться с ответом. Вопрос же, который не требовал ответа да или нет, был, прежде всего, почему он оказался рядом с Поллини. Ведь он мог остаться с командной группой. Но он захотел помочь. Ему захотелось посмотреть, на что похож боевой опыт. Он нашёл его невероятно захватывающим. Ему хотелось славы. Он мог оставить Поллини там. Быть может, Поллини остался бы в живых, если б он так и сделал. Но ему захотелось помочь. Ему хотелось медали. Ведь он именно тот, кто размяк и освободил Поллини от наряда по камбузу. Если б он настоял на своём, Поллини остался бы живым на ВБВ. Но Поллини захотел быть со своей ротой и внести свою лепту. Меллас также мог разрешить Фредриксону или кому-нибудь другому сползать за Поллини или дождаться окончания боя. Но ему захотелось сделать свой вклад. А ещё ему хотелось медали.

Меллас постарался представить Гудвина в подобной ситуации. Не было бы тогда никакого конфликта. Шрам хотел бы помочь, и ему хотелось бы медали. Помощь и медаль – две хорошие вещи. Тот факт, что Поллини мёртв, ещё не делает желание медали неправильным, ведь так? Что плохого в желании получить медаль? Почему Меллас думает, что это плохо? Почему он так смущён? Как он до такого додумался? Откуда он вытащил свои сомнения? Зачем?

Он вздохнул. Просто он не Гудвин. Он был сам собою – и полон сомнений.

Размышления Мелласа прервал слабый звук голосов, кричащих 'Мины!' Фитч с Мелласом переглянулись и молча стали ждать разрывов.

– Подожди немного, у нас обстрел, – сказал Релсник батальонному радисту. Он положил трубку рядом с собой. Поллак свернулся в клубок. Ни звука. Затем они почувствовали вибрацию земли. Потом снова ни звука. 'Похоже, они ударили по южной стороне', – сказал Меллас, желая нарушить тишину.

– Азиаты не могут пристреляться в тумане, – сказал Фитч. – Просто держат нас в напряжении, я думаю.

Они подождали ещё минуту. Тишина. Туман. Релсник взял трубку и продолжил зачитывать список номеров на эвакуацию. Первый и второй взводы потеряли по шесть человек. Пять парней серьёзно нуждались в эвакуации, а ещё двенадцать, хоть смерть им не угрожала, были совершенно бесполезны. Были ещё четырнадцать, которые получили лёгкие ранения или зарубки от осколков. В их число входил и Меллас, чья правая рука приняла на себя часть взрыва от гранаты Янковица. Она выглядела так, словно он упал на гравий.

Обычно о небольших ранениях не докладывали, но у Фитча хватало нормальности. Он приказал старшему санитару Шеллеру докладывать о каждом порезе и царапине, полученной на горе, чтобы медицинская бюрократия смогла вымучить из себя для морпехов столько 'Пурпурных сердец', сколько возможно. 'Два 'Сердца' – и они убираются из леса. Три – и они едут на Окинаву сортировать носки. И будь я проклят, если стану ни их пути дотошно разбираться, насколько они изранены, чтобы соответствовать. Каждую сраную царапину, ты понял?'

Шеллер взялся за выполнение приказа с мрачным удовольствием.

– Обожди, – сказал Релсник. Он повернулся к Фитчу. – Батальон требует подтверждения числа потерь противника.

Фитч вздохнул: 'Больше-то мы не убили. Скажи, что по-прежнему десять подтверждённых и шесть вероятных'.

– Понял вас. – Релсник включил трубку. – 'Большой Джон', это 'Большой Джон-браво'. Подтверждаю. Десять подтверждённых и шесть вероятных. Приём.

Наступила пауза, за ней заговорил другой голос: 'Обождите. Я соединю с ним'. – Релсник вздохнул и передал трубку Фитчу: 'Третий на связи'.

– Это 'браво-шесть'. Приём, – сказал Фитч.

Он прижал трубку плотно к уху, так что остальным было плохо слышно, но его ответы указывали, что, очевидно, количество потерь противника было слишком низким. 'Подтверждаю. Мы посылали людей для подсчёта далеко за пределы окопов. Сэр, мы атаковали долговременные оборонительные сооружения. Приём'.

Трубка потрещала электропомехами, и снова зазвучал голос Третьего: 'Послушай, 'браво-шесть', им, должно быть, несладко было бросить два ленточных пулемёта'. – Релсник уже радировал о захвате двух пулемётов. Один захватил Ванкувер. При захвате другого погиб Янковиц. – Я думаю, ты легко можешь удвоить число доложенных тобою вероятных. Приём'.

– Скажите ему, что вы уничтожили целую вонючую триста двенадцатую стальную дивизию, Шкипер, – сказал Поллак. Фитч раздражённо поднял руку, стараясь расслышать Третьего.

– Так точно, 'Большой Джон-три', в этом вы правы. Приём.

– Вот и ладно, 'браво-шесть'. Мы тут посмотрим, что можно сделать. Как там у тебя вообще? Приём.

– У нас хватит боеприпасов отразить только одну массированную контратаку, и нам нужна вода. Какие виды на эвакуационных птиц? Приём.

– Мы их держим наготове, 'браво-шесть'. Приём.

– У меня тут пять тяжёлых случаев. Если их не вывезти до темноты, они умрут. Скажите это грёбаным вжикам. Приём.

Голос Блейкли прозвучал резко и властно: ' 'Браво-шесть', предлагаю тебе оставить эвакуацию на оперативного авианаводчика. Я понимаю, что у тебя был трудный день, но ты знаешь, так же как и я, что полёты в такую погоду – это идиотизм. Приём'.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Казнить смертью и сжечь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письма к Луцию. Об оружии и эросе

Сборник писем к одному из наиболее выдающихся деятелей поздней Римской республики Луцию Лицинию Лукуллу представляет собой своего рода эпистолярный роман, действия происходят на фоне таких ярких событий конца 70-х годов I века до н. э., как восстание Спартака, скандальное правление Гая Верреса на Сицилии и третья Митридатова война. Автор обращается к событиям предшествующих десятилетий и к целому ряду явлений жизни античного мира (в особенности культурной). Сборник публикуется под условным названием «Об оружии и эросе», которое указывает на принцип подборки писем и их основную тематику — исследование о гладиаторском искусстве и рассуждения об эросе.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.