Маттерхорн - [134]

Шрифт
Интервал

Поллини растянулся на спине, ногами вверх, к пулемёту. Меллас упал на землю чуть ниже головы Поллини. Он попробовал тащить Поллини вниз, ухватившись за рубашку на плече. Пулемёт начал стрелять, как только Меллас прекратил огонь. Меллас тянул, но ему не хватало упора, чтобы сдвинуть вес Поллини. Он выругался. Потянул снова. И не смог его сдвинуть. Пули жужжали мимо ушей. Он выпустил последнюю отчаянную очередь из винтовки прямо поверх тела Поллини и подобрался к нему сбоку. Он перевернулся и забросил себя на Поллини, обняв его лицом к лицу. Обхватив его руками, он откатился вместе с телом вбок по крутому склону, а потом быстро покатился вниз, всё время стараясь держать Поллини сверху над собой. Меллас слышал, как вокруг ударяют пули. На каждом витке он надеялся, что пулю поймает Поллини, а не он. Вдруг земля оборвалась – он перелетел через бугор. Там его ожидал Фредриксон. Он оттащил Поллини. Дыхание у Поллини исчезло. Изо рта текла кровь. Басс и Коротышка прибежали из-за бугра, и все трое в молчании уставились на Поллини. И задача захватить гору, и страшный грохот, и бушующее вокруг смятение – всё было забыто, когда они смотрели, как Фредриксон пытается спасти Поллини жизнь.

Фредриксон выдыхал воздух в рот Поллини, отплёвывая кровь и рвоту между вдохами. Он делал так примерно минуту, потом, с расстроенным лицом, поднял глаза на троицу. Он убрал спутанные окровавленные волосы с макушки Поллини и обнажил маленькую круглую дырочку. Меллас вспомнил, что там, у верхушки горы, каска Поллини валялась на земле рядом с ним.

– Я больше ничего не могу для него сделать, сэр, – сказал Фредриксон, горе и беспомощность отразились на его лице. – Он получил пулю в голову. Я не вижу выходного отверстия.

Меллас кивнул и посмотрел на Басса и Коротышку.

– Грёбаный Недолёт, – тихо сказал Коротышка, отвернулся и, играя желваками, стал смотреть на гору.

Пулемёт открыл огонь, тяжёлые пули пронзили воздух. Послышались разрывы гранат. Потом наступила тишина. Затем пулемёт заработал снова.

Меллас забыл о Поллини и побежал на звуки. Он натолкнулся к Амарилло, который полз вперёд, и присоединился к нему.

Пот бежал по лицу Амарилло. 'Янк, сэр, – сказал он. – Он подбирается вон к тому пулемёту. Группа Джексона с ним'.

Меллас не видел ни Джексона, ни Янковица. Он оглянулся. Какой-то новичок свернулся в клубок, получив пулю в плечо и шею. Меллас даже не знал его имени.

Амарилло заметил, как Меллас смотрит на убитого морпеха. 'Необстрелянный новичок из пехотного учебного полка. Торопился на пулемёт'.

Меллас не ответил. Оба, преодолев желание оставаться и обнимать землю, стали пробираться вперёд.

Джексон вёл свою группу короткими перебежками, приближаясь к пулемёту. Морпехи не стреляли. 'Где Янк?' – крикнул Меллас.

Джексон показал вперёд. 'Он заходит сбоку, сэр. Мы ни хрена не знаем, где он находится'. Только сейчас Меллас понял, почему никто не стреляет.

Слева послышался ревущий залп огня и крики, но Меллас мало обратил на них внимание. Это Фитч бросил в бой взвод Гудвина.

Посреди грохота они заметили мелькание в кустах головы Янковица. Он бежал прямо поперёк горы, обходя пулемёт СВА сбоку. Он выпустил очередь из М-16. Солдат у пулемёта направил АК-47 на Янковица, но Янк по-прежнему бежал вперёд.

Джексон увидел, как пулемётчик развернул пулемёт навстречу Янковицу. Он вскочил на ноги и побежал вверх, выкрикивая: 'Янк, тупой придурок. Ты бешеный тупой мудак'.

Янковиц отпустил рычаг гранаты как раз в тот миг, когда пулемётчик, развернув пулемёт, открыл огонь. Казалось, Янк бросил гранту и упал одновременно, но с обратной стороны его бронежилета вылетали пули. Затем взорвалась граната – словно в пустой комнате хлопнули в ладоши.

Кортелл, посылая короткие очереди в пулемётную ячейку, побежал было вслед за Джексоном. Затем, словно дёрнула невидимая рука, голова Кортелла мотнулась назад, и каска кубарем отлетела в воздух. Он опустился на колени, тупо глядя на винтовку, которую держал перед собой. Потом упал вперёд и уткнулся непокрытой головой в землю, как мусульманин на молитве.

Джексон продолжал бежать вперёд, к Янковицу. Меллас подскочил к Кортеллу и перевернул его на бок. Колени Кортелла так и остались подогнутыми к животу, как у эмбриона. Со лба бежала кровь, волосы от неё слиплись. От боли он сжимал зубы. 'Янк попал в него, сэр, – прохрипел Кортелл. – Янк его достал. О, Янк! О, господи!' Меллас схватил упаковку бинта с ремня Кортелла, сорвал обёртку и прижал к борозде, идущей ото лба до верхнего кончика уха. Он приложил руку Кортелла к бинту и прижал покрепче. 'Так, мать его, и держи', – сказал он.

Он повернул назад, к вершине. Он миновал тело Янковица. Кровь ещё бежала из-под бронежилета. Тёмно-алое пятно медленно расползалось по штанинам. Три факта отпечатались одновременно: пулемёт молчит, Янковиц мёртв и – проходом нужно воспользоваться. Меллас свернул налево и увидел, что Гудвин уже движется к нему с целым отделением. Гудвин, чьи природные бойцовские инстинкты работали быстрее, чем Меллас соображал, уже врывался в брешь, откуда только что стрелял пулемёт. В считанные секунды он с пятью морпехами оказался у линии окопов и блиндажей. Китаец, взобравшись по крутому склону с тяжёлым пулемётом на груди, рухнул на землю на краю бывшей пулемётной позиции СВА. Он начал поливать огнём боевые окопы СВА вправо от Гудвина. Меллас немедленно сообразил, что делает Китаец. Он продолжил бег. Он крикнул Гудвину, который, казалось, его не услышал. Он бежал. Подавал сигналы руками морпехам, бегущим за ним, и направлял их вслед за собой, используя преимущество того факта, что из-за потока пуль Китайца противник не может больше долго стоять, чтобы прицелиться и вести огонь. Меллас поймал взгляд Гудвина. Показал пальцем на него, затем показал налево. Ткнул пальцем себе в грудь и показал направо. Хаос тут же обратился в порядок.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Письма к Луцию. Об оружии и эросе

Сборник писем к одному из наиболее выдающихся деятелей поздней Римской республики Луцию Лицинию Лукуллу представляет собой своего рода эпистолярный роман, действия происходят на фоне таких ярких событий конца 70-х годов I века до н. э., как восстание Спартака, скандальное правление Гая Верреса на Сицилии и третья Митридатова война. Автор обращается к событиям предшествующих десятилетий и к целому ряду явлений жизни античного мира (в особенности культурной). Сборник публикуется под условным названием «Об оружии и эросе», которое указывает на принцип подборки писем и их основную тематику — исследование о гладиаторском искусстве и рассуждения об эросе.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.