Маттерхорн - [121]

Шрифт
Интервал

– Слушаюсь, сэр. – Фостер помолчал, ожидая, когда Селби усядется за грубый стол и закроет лицо руками. – Сэр?

– Что ещё, Фостер?

– Вы осмотрите его в девять ноль-ноль? Не думаю, что ему захочется столкнуться с одним из нас, санитаров, и принимать от нас дарвон. Он и так ест его, как конфеты.

– Чего ты от меня хочешь, чтобы я держал его за ручку? У меня здесь уйма народу, которого я могу вылечить, и я устал принимать его. Нет. Я не буду его принимать.

– Понял, сэр. – Фостер подошёл к выходу из палатки. Мэллори сидел на лавочке, положив лоб на руки; его снаряжение было свалено у ног. На рюкзаке лежал пуленепробиваемый жилет и пистолет 45-го калибра.

– Рядовой Мэллори, – сказал Фостер.

– Да.

– Я поговорил с лейтенантом Селби, и он сказал, что больше ничем не может тебе помочь.

– Они все так говорят. Что здесь происходит, а?

Фостер вздохнул: 'Мэллори, я не знаю, что ещё тебе сказать. Если тебе в Куангчи не смогли помочь, то здесь мы точно тебе не поможем'.

– У меня башка раскалывается.

– Я это знаю, Мэллори. Всё, что я могу, – это дать тебе…

– Вонючие таблетки, – закричал Мэллори, поднимаясь. – Мне не нужны сраные таблетки. Мне нужна помощь. А этот ублюдочный доктор динaмит меня, и я устал от этого. Я устал, ты слышишь? – Он почти заскулил. – Как же я устал!

Из-за перегородки прошёл Селби. 'Ты сейчас же уберёшься из лазарета, морпех, – сказал он, – и если твоя жопа не отвалит от этой двери через пять секунд, я представлю это как неподчинение прямому приказу'.

Мэллори, морщась от боли, вскрикнул и схватил лежавший у ног пистолет. Он взвёл курок. 'Моя голова раскалывается, и я хочу, чтобы её поправили'. Пистолет уставился в живот Селби.

Селби медленно попятился. 'Ты огребёшь кучу проблем из-за этого, морпех', – нервно сказал он.

– У меня болит голова.

Фостер начал потихоньку двигаться к двери. Мэллори направил пистолет на него: 'Куда это ты собрался?'

– Давай я найду полковника или кого-нибудь ещё. Может, они смогут что-то сделать. Как вы думаете, лейтенант Селби?

– Да-да, – сказал Селби. – Может быть, мы могли бы отправить тебя в Дананг. Может, в Японию. Я понятия не имел, что ты…

– Что ты заткнёшься, – сказал Мэллори. – Понятия у тебя не было. Правильно. У тебя не было понятия, пока я не встал здесь и не ткнул дулом в твою жирную рожу. У тебя, мать твою так, нет, нахрен, понятия.

– Послушай, я прямо сейчас напишу приказ, чтоб тебя отправили в Дананг.

– Ты можешь это сделать?

– Конечно, могу. Фостер всё напечатает, правда, Фостер?

– Так точно, сэр. Правда.

– Хорошо. Садись и печатай, – сказал Селби Фостеру. Стало ясно, что ярость Мэллори проходит. Селби видел, что Мэллори больше не знает, что делать с пистолетом и как выпутаться из истории.

Фостер вставил три формуляра, переложенных калькой, в пишущую машинку и усиленно застучал по клавишам. Селби неподвижно стоял возле стола Фостера и старался собрать всё своё мужество, чтобы посмотреть на Мэллори. Кончилось тем, что он сделал вид, будто читает то, что печатает Фостер.


Санитар 3-го класса Милбэнк, возвращаясь с завтрака и насвистывая, подошёл к небольшой дорожке, ведущей в медпункт. Он застыл на месте, когда Фостер закричал: 'Приёма до девяти ноль-ноль нет, морпех'.

– Что? – сказал Милбэнк. Через открытую дверь он видел Фостера и нервно застывшего возле него Селби.

– Ты знаешь правила, морпех. Девять ноль-ноль. У нас тут дел невпроворот. Отчаливай.

– Конечно. – Озадаченный Милбэнк сошёл с дорожки. Он тихонько подошёл к палатке сбоку. Внутри стояла абсолютная тишина. Потом он услышал угрожающий голос: 'Куда собрался?'

– Мне надо посмотреть правильный код на приказ, – ответил голос Фостера, слегка замедленно и чётко. – Он вон там, в том журнале.

Милбэнк осторожно заглянул под стенку палатки. Она заканчивалась в полудюйме от земли. Он разглядел выцветшие ботинки боевого морпеха и каску среди какого-то снаряжения с эвакуационным номером М-0941. Эвакономер состоит из первой буквы фамилии бойца и четырёх цифр его серийного номера. Потом он увидел пистолет в чёрной руке. М – Мэллори. Это тот угрюмы грёбаный пулемётчик с мигренью, из роты 'браво'.

Милбэнк помчался к палатке-столовой и нашёл там штаб-сержанта Кэссиди, который счищал остатки завтрака в мусорный бак. 'Мэллори навёл пистолет на Дока Селби и Фостера, – сказал он. – Там, в медпункте батальона'.

– Зови сюда лейтенанта Фитча, немедленно, – сказал Кэссиди и побежал к медпункту.

Милбэнк не знал, в какую сторону идти. Он заметил Коннолли и крикнул ему: 'Мэллори навёл оружие на Дока Селби. Давайте сюда побыстрей своего шкипера'. Все в столовой прекратили есть. Коннолли посмотрел на свою кружку с кофе, зажмурил глаза, а потом побежал ко взлётной полосе.


Кэссиди подбежал к медпункту, Милбэнк следом за ним. 'Его видно в щель под палаткой', – прошептал Милбэнк. Кэссиди хмыкнул. Он упал на землю и заглянул в узкий проём между стенкой палатки и грунтом. Он увидел камуфляжные штаны Мэллори, затем нижнюю часть пистолета.

Он тихонько обошёл палатку и вошёл внутрь. Мэллори от удивления отступил на шаг назад.

– Отдай его мне, Мэллори, – сказал Кэссиди.

– Говорю же, у меня болит голова. Я выметаюсь отсюда.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…