Маттерхорн - [123]
– Его не должны сажать в ящик как животное. Такие, нахрен, правила.
– Китаец, у нас нет времени на эту срань. У нас в лесу кое-кто встрял в переделку. Мэллори, мать его, может подождать.
– Но в пистолете даже не было обоймы.
Это стало новостью для Мелласа. 'Что? Ты уверен?'
– Так точно, сэр. Один из санитаров сказал мне, а это кое-что значит. Я знаю Мэллори. Мэллори ни в кого бы не выстрелил.
Меллас не знал, верить или нет. Даже если поверить, что мог он с этим поделать?
– Если не верите мне, тогда позовите тех уродов, что помогали Кэссиди сажать его в ящик, – сказал Китаец.
Мысли роились в голове Мелласа. Может быть, боевую тревогу отменят. Раньше такое уже случалось. Меллас посмотрел вокруг. Рота разбилась на вертолётные группы. Гудвин медленно прохаживался вдоль линии своего взвода, шутил и подначивал. Кендалл напряжённо сидел возле своего радиста, Генуи, и смотрел на холмы на той стороне взлётной полосы. Он видел, как Басс проверяет снаряжение, – верный знак того, что все остальные готовы.
– Ладно, Китаец, – сказал Меллас. – Посмотрю, можно ли к этому подтянуть Хока. Лучше отнесись к этому, нахрен, правильно. – Он взял трубку рации. – Я хочу говорить с литерой 'хотел', 'третий-зулу'. Это 'браво-пять'. Приём.
В ответ долго молчали. Затем ответил батальонный оператор: 'Третий говорит, что литера 'хотел' занят. Приём'.
– Ты у литеры 'хотел' спрашивал, занят ли он? – спросил Меллас. – Приём.
– Подождите. – Снова последовала пауза, уже короче первой.
Затем в трубке раздался голос майора Блейкли: 'Браво-пять', это 'Большой Джон-три'. У нас боевая готовность 'Белоголового орлана', и тебе лучше готовить банду к вылету. Приём'.
– Понял вас. 'Браво-пять' – конец связи.
Меллас посмотрел на Китайца. 'Я увяз тут', – сказал он.
– Чёрт, – сказал Китаец. От возмущения он отвернулся.
– Послушай, Китаец, – сказал Меллас. – Даже если нам удастся уломать лейтенанта Хока вытащить Мэллори из контейнера, ты же понимаешь, что он всё равно в глубокой заднице, пусть пистолет и не был заряжен. – Меллас понимал, что тот, кого бы он ни отправил к Хоку, должен был наверняка обернуться до вылета. В то же время, этому кому-то должен был доверять Китаец.
– Китаец, – сказал он, – ей-богу, не вернёшься вовремя до отправки, я вдую тебе так, как тебе ещё никогда не вдували. Пошёл!
Китаец сломя голову помчался по дороге. К Мелласу подбежали Гудвин и Ридлоу: 'Что, нахрен, происходит?' – загремел Ридлоу, глядя в удаляющуюся спину Китайца.
– Мэллори наставил пистолет на врача батальона.
– Я знаю. Релсник нам сказал.
– Пистолет не был заряжен. Я послал Китайца просить Хока попробовать вытащить его из контейнера.
– Из контейнера? Блядь! – медленно сказал Ридлоу. – Да этот херов ниггер из целлофанового мешка бы не вырвался.
– Кому, нахрен, надо его подтягивать? – спросил Гудвин.
– Сам догадайся, Шрам.
– А, чёрт, – сказал Гудвин. – Китаец – один из лучших моих пулемётчиков.
– Он вернётся.
– Хочешь проспорить на этом деньги? – спросил Ридлоу.
– Он вернётся, – сказал Меллас. Он посмотрел на дорогу, желая развеять сомнения. Он увидел, что в джипе подъезжают Фитч и Поллак. Джип затормозил, и они выпрыгнули.
– Я только что видел, как Китаец тащит жопу по дороге, – сказал Фитч. – Что за хрень происходит? Рота готова к отправке? – Меллас доложил о готовности и объяснил, зачем идёт Китаец. 'Я верю ему', – добавил Меллас. Он посмотрел на окружавшие его скептические лица.
Фитч на миг заколебался. Потом повернулся к Поллаку: 'Поезжай и подбери Китайца, отвези, куда скажет. А потом вези его сюда. Нам нужны грёбаные пулемётчики'.
Поллак прыгнул в джип и покатил по дороге, разбрызгивая грязь и воду.
Фракассо, Гудвин и Кендалл, достав блокноты, уже подвигались ближе к Мелласу и Фитчу. Меллас вытащил свою записную книжку. Ладони его вспотели. Господи боже, сделай так, чтоб тревога оказалась ложной. Меллас чувствовал себя так, словно сидит на конвейере, который медленно движется к краю пропасти.
Фитч разложил на земле карту. 'Здесь, – сказал он, указывая на обведённую красным кружком точку, – разведгруппа, позывной 'Свит-Элис', сейчас ведёт бой с подразделением СВА численностью до роты. Шрам, ты патрулировал в этой долине. Ты тоже, Меллас. На что она похожа?'
– Пиздец какая дремучая, Джек.
Меллас кивнул в знак согласия. 'Слоновая трава и бамбук', – добавил он.
Фитч облизнул губы. 'Если получаем приказ вылетать, то попадаем прямо в самую гущу и заходим к ним во фланг с запада. Вот здесь. – Его палец почти лёг на красный кружок. – У нас будут вертолёты огневой поддержки, но пушкари, скорее всего, останутся не у дел. Предельная дальность'.
– Последний раз мы шли первыми, – сказал Ридлоу.
Фитч оставил замечание без внимания. 'Что думаешь, Шрам? Сможем посадить птицу?'
– Да.
– Последний раз мы шли первыми, – снова сказал Ридлоу.
– Чёрт возьми, Ридлоу, я знаю. Я также знаю, почему грёбаные взводные не всегда посещают командирские совещания.
Ридлоу улыбнулся: 'Просто забочусь об интересах моих бойцов'.
Люди засмеялись, и Фитч хмыкнул.
Меллас смотрел на окружавших его товарищей. Кто-то – весьма вероятно – через час будет убит. Фракассо, который едва достиг возраста, в котором разрешается пить, не мог совладать со своим страхом. Всё что можно, он записывал в блокнот, подпрыгивая на корточках и скаля зубы в напряжённой улыбке. Охотник Гудвин, обладающий некой первобытной способностью вести людей туда, где смерть является известной расплатой, нервничал как бегун перед стартом. Кендалл, больной от беспокойства, с мертвенно-бледным лицом и каской на голове, вёл за собой взвод, который ему не доверял. Фитч в свои двадцать три года уже взвалил на себя такую ответственность, о которой многие люди только рассуждают. Сейчас он вёл 190 человек ребят в бой, и его решения определят, сколько из них вернётся назад. Ребят – мечтающих об отпуске или вспоминающих отпуск, из которого только что вернулись; смакующих воспоминания о гладкой смуглой коже, прижатой к их коже; мечтающих о жёнах, оставленных в промытых аэропортах. И Мелласа; меньше, чем через час, может уже не быть никакого Мелласа.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.
Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?
Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.
Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.
В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…