Маттерхорн - [119]
В то время как Янковиц покидал кинотеатр, Поллини стоял на ящике и надраивал большой алюминиевый бак в исходящей паром воде. Вик, боец из взвода Маккарти, работал рядом с ним. Их головы были на одном уровне, только ноги Вика стояли на земле.
– Никогда не думал, что мне понравится чистить кастрюли, – сказал Вик.
– Но не мне, – сказал Поллини. – Лейтенант обещал мне, что я буду на камбузе только месяц.
– 'Только месяц'? – выпалил Вик. – У тебя целый грёбаный месяц? Маккарти дал мне лишь неделю. У меня осталось всего два дня, и если 'альфа' окажется в херовых камышах к послезавтрему, мне придётся идти вместе с ними. Как тебе удалось выцепить целый месяц?
Поллини пожал плечами и ухмыльнулся – его обычный ответ в любой ситуации, с которой он не мог совладать.
– Я скажу тебе, почему ты получил целый сраный месяц, – сказал Вик, явно горячась из-за несправедливости. – Это потому что они не хотят видеть твою жопу там, рядом с собой, вот почему.
– Подошла моя очередь, – с жаром сказал Поллини.
– Отвали. Твоя очередь! Никому не дают наряд по камбузу на сраный месяц. Никто не может так лизнуть задницу, чтоб такое организовать. – Вик вернулся к чистке огромный бак. – Недолёт, – сказал он, – ты хорошо устроился. Остальные умоляют, чтобы их отправили в тыл, а у тебя есть люди, которые сами стараются тебя туда отправить. Чувак, ты некисло устроился.
Поллини улыбался. 'Ага. Думаю, что так', – сказал он.
– Зачем же ты записался в морпехи, Недолёт?
– Мой отец был морпехом, – гордо ответил Поллини. – Он воевал в Корее.
– Это всё объясняет.
– Объясняет – что?
– Почему мы проиграли вонючую войну в Корее. Клянусь, ты весь в папашу, ведь так? – Вик снова рассмеялся, довольный собой.
Ответа от Поллини не последовало. Если бы Вик смотрел на него, то видел бы, что Поллини до боли стискивает зубы и едва сдерживает слёзы. В руках Поллини появился большой стальной черпак. Ухватившись за него обеими руками, он врезал с разворота Вику и попал по левой щеке и кости над левым глазом. Вик, хватаясь за лицо, взвыл от боли, а Поллини поднял кастрюлю горячей воды и окатил ею Вика. Потом выскочил из палатки-столовой в темноту и замахнулся тяжёлым черпаком на морпеха, спешащего внутрь.
Вик стоял столбом, кровь и мыльная вода стекали по лицу.
– Господи боже, – сказал морпех. – Что с тобой?
– Недолёт съездил мне грёбаным черпаком.
– Да ты что! – испуганно сказал морпех. – Я позову санитара.
– Не надо никакой шумихи. Я сам найду себе санитара.
– Как скажешь. А что случилось-то? – Морпехи, стоявшие в наряде по кухне, стали собираться в палатке, где мыли посуду.
– Ничего, – зло огрызнулся Вик. – Валите отсюда нахрен и дайте мне домыть проклятые кастрюли.
– Конечно-конечно. – Вика оставили одного, и он уставился на перевёрнутую кастрюлю на грязном полу. Он наклонился её поднять. – Прости меня, Недолёт, – еле слышно сказал он.
Меллас и Гудвин решили посетить новый офицерский клуб возле оперативной группы 'Оскар'. Они пошли прихватить с собою Хока, но Хок только что купил ящик пива. Вместе они решили немного размяться алкоголем за палаткой Хока, подальше от пары офицеров-новичков, только что присланных из Куангчи.
Час спустя тройка ещё оставалась на прежнем месте. Ящик стоял на три четверти пустой. 'Можешь себе представить', – сказал Хок, глядя в своё пиво.
– Представить – что? – спросил Меллас. Язык его уже цеплялся за слова.
– Я говорю, можешь ли ты представить, что грёбаный Третий получил медаль за то, что болтался в 'Хьюи' у Ко-Рока, в то время как мы там полной ложкой хлебали дерьмо?
– Бред какой-то. – Меллас сплюнул, и плевок угодил в полупустой ящик, вместо того чтобы упасть рядом с ним, как он метил. – Я до сих пор не получил сведений о медалях Ванкувера и Шулера.
– Они рядовые. На них надо больше времени.
– Так-то, Джек, – сказал Гудвин.
Хок открыл очередную банку, и Меллас увидел, как пена самодовольно поползла по бокам банки ему на ладони. 'Медаль вручили за то, что сплотил деморализованную роту и рисковал жизнью, координируя её отход под вражеским огнём. Вот капитан Блэк не получил очка за то, ходил на дело и вытаскивал из заварухи жопу Фридландера'.
– Говно всегда на плаву, Джек, – сказал Гудвин.
– Войну ведёт кучка мудаков, – сказал Меллас.
– Ты почём знаешь? – спросил Хок.
– Нас убивают, а они заседают по Парижам и лаются за столами круглыми, за столами квадратными.
– Так то дипломаты, а не мудаки, – сказал Хок.
Гудвин распечатал банку пива и лёг на спину. Лёгкая дымка легла на его лицо.
– Это они отвечают за вонючую войну, так? – сказал Меллас.
– Так, так, – сказал, кивая, Хок.
– И война настолько испоганена, что должна вестись кучкой мудаков. Правильно?
– Правильно, мать их, Джек, – сказал Гудвин. Хок согласился.
– Значит… – сказал Меллас.
– Значит – что? – спросил Хок.
– Значит… – Меллас прикончил банку пива. – Не могу я, нахрен, вспомнить, что я хотел доказать, но люди, которые ведут эту херову войну, – кучка мудаков.
– Выпью за это. Чертовски правильно. – Хок откинулся назад, высасывая остатки пива.
– А я выпью за что хотите, – неясно пробормотал Гудвин.
Наступило молчание. Влажный ветерок веял в темноте и трепал стенки палатки, вызывая случайные проблески света. Меллас со смаком орыгнул; голова счастливо кружилась, он не совсем понимал, где находится, не считая того, что лежит на мокрой траве под лёгким дождиком.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.
Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?
Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.
Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.
В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…