Маттерхорн - [119]

Шрифт
Интервал


В то время как Янковиц покидал кинотеатр, Поллини стоял на ящике и надраивал большой алюминиевый бак в исходящей паром воде. Вик, боец из взвода Маккарти, работал рядом с ним. Их головы были на одном уровне, только ноги Вика стояли на земле.

– Никогда не думал, что мне понравится чистить кастрюли, – сказал Вик.

– Но не мне, – сказал Поллини. – Лейтенант обещал мне, что я буду на камбузе только месяц.

– 'Только месяц'? – выпалил Вик. – У тебя целый грёбаный месяц? Маккарти дал мне лишь неделю. У меня осталось всего два дня, и если 'альфа' окажется в херовых камышах к послезавтрему, мне придётся идти вместе с ними. Как тебе удалось выцепить целый месяц?

Поллини пожал плечами и ухмыльнулся – его обычный ответ в любой ситуации, с которой он не мог совладать.

– Я скажу тебе, почему ты получил целый сраный месяц, – сказал Вик, явно горячась из-за несправедливости. – Это потому что они не хотят видеть твою жопу там, рядом с собой, вот почему.

– Подошла моя очередь, – с жаром сказал Поллини.

– Отвали. Твоя очередь! Никому не дают наряд по камбузу на сраный месяц. Никто не может так лизнуть задницу, чтоб такое организовать. – Вик вернулся к чистке огромный бак. – Недолёт, – сказал он, – ты хорошо устроился. Остальные умоляют, чтобы их отправили в тыл, а у тебя есть люди, которые сами стараются тебя туда отправить. Чувак, ты некисло устроился.

Поллини улыбался. 'Ага. Думаю, что так', – сказал он.

– Зачем же ты записался в морпехи, Недолёт?

– Мой отец был морпехом, – гордо ответил Поллини. – Он воевал в Корее.

– Это всё объясняет.

– Объясняет – что?

– Почему мы проиграли вонючую войну в Корее. Клянусь, ты весь в папашу, ведь так? – Вик снова рассмеялся, довольный собой.

Ответа от Поллини не последовало. Если бы Вик смотрел на него, то видел бы, что Поллини до боли стискивает зубы и едва сдерживает слёзы. В руках Поллини появился большой стальной черпак. Ухватившись за него обеими руками, он врезал с разворота Вику и попал по левой щеке и кости над левым глазом. Вик, хватаясь за лицо, взвыл от боли, а Поллини поднял кастрюлю горячей воды и окатил ею Вика. Потом выскочил из палатки-столовой в темноту и замахнулся тяжёлым черпаком на морпеха, спешащего внутрь.

Вик стоял столбом, кровь и мыльная вода стекали по лицу.

– Господи боже, – сказал морпех. – Что с тобой?

– Недолёт съездил мне грёбаным черпаком.

– Да ты что! – испуганно сказал морпех. – Я позову санитара.

– Не надо никакой шумихи. Я сам найду себе санитара.

– Как скажешь. А что случилось-то? – Морпехи, стоявшие в наряде по кухне, стали собираться в палатке, где мыли посуду.

– Ничего, – зло огрызнулся Вик. – Валите отсюда нахрен и дайте мне домыть проклятые кастрюли.

– Конечно-конечно. – Вика оставили одного, и он уставился на перевёрнутую кастрюлю на грязном полу. Он наклонился её поднять. – Прости меня, Недолёт, – еле слышно сказал он.


Меллас и Гудвин решили посетить новый офицерский клуб возле оперативной группы 'Оскар'. Они пошли прихватить с собою Хока, но Хок только что купил ящик пива. Вместе они решили немного размяться алкоголем за палаткой Хока, подальше от пары офицеров-новичков, только что присланных из Куангчи.

Час спустя тройка ещё оставалась на прежнем месте. Ящик стоял на три четверти пустой. 'Можешь себе представить', – сказал Хок, глядя в своё пиво.

– Представить – что? – спросил Меллас. Язык его уже цеплялся за слова.

– Я говорю, можешь ли ты представить, что грёбаный Третий получил медаль за то, что болтался в 'Хьюи' у Ко-Рока, в то время как мы там полной ложкой хлебали дерьмо?

– Бред какой-то. – Меллас сплюнул, и плевок угодил в полупустой ящик, вместо того чтобы упасть рядом с ним, как он метил. – Я до сих пор не получил сведений о медалях Ванкувера и Шулера.

– Они рядовые. На них надо больше времени.

– Так-то, Джек, – сказал Гудвин.

Хок открыл очередную банку, и Меллас увидел, как пена самодовольно поползла по бокам банки ему на ладони. 'Медаль вручили за то, что сплотил деморализованную роту и рисковал жизнью, координируя её отход под вражеским огнём. Вот капитан Блэк не получил очка за то, ходил на дело и вытаскивал из заварухи жопу Фридландера'.

– Говно всегда на плаву, Джек, – сказал Гудвин.

– Войну ведёт кучка мудаков, – сказал Меллас.

– Ты почём знаешь? – спросил Хок.

– Нас убивают, а они заседают по Парижам и лаются за столами круглыми, за столами квадратными.

– Так то дипломаты, а не мудаки, – сказал Хок.

Гудвин распечатал банку пива и лёг на спину. Лёгкая дымка легла на его лицо.

– Это они отвечают за вонючую войну, так? – сказал Меллас.

– Так, так, – сказал, кивая, Хок.

– И война настолько испоганена, что должна вестись кучкой мудаков. Правильно?

– Правильно, мать их, Джек, – сказал Гудвин. Хок согласился.

– Значит… – сказал Меллас.

– Значит – что? – спросил Хок.

– Значит… – Меллас прикончил банку пива. – Не могу я, нахрен, вспомнить, что я хотел доказать, но люди, которые ведут эту херову войну, – кучка мудаков.

– Выпью за это. Чертовски правильно. – Хок откинулся назад, высасывая остатки пива.

– А я выпью за что хотите, – неясно пробормотал Гудвин.

Наступило молчание. Влажный ветерок веял в темноте и трепал стенки палатки, вызывая случайные проблески света. Меллас со смаком орыгнул; голова счастливо кружилась, он не совсем понимал, где находится, не считая того, что лежит на мокрой траве под лёгким дождиком.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…