Материнство - [14]

Мама полностью отдавалась работе, поручив отцу заботиться о нас с братом. Чудесно, когда у тебя такой любящий папа, и странно, когда у тебя мама, которой почти никогда нет. Меня возмущало стереотипное мнение об отцах и матерях. Мой папа был таким, какими бывают мамы у других детей. Он ходил с нашим классом в походы, знал по имени всех моих друзей и учителей. Он водил меня на дни рождения и на балет. С работы он возвращался гораздо раньше мамы и никогда не работал по выходным. Помню, как открывалась дверь, папа входил в дом и ставил на пол портфель, а я, обезумев от любви, мчалась по коридору в его объятия.

Одна подруга спросила как-то, не умерла ли моя мама.

* * *

Мама хотела, чтобы ее дочь была послушной девочкой – я такой не была, – которая бы ей не прекословила и выказывала должное уважение. Строгая и требовательная, она хотела, чтобы и я по ее примеру стала врачом, тогда как меня интересовало только искусство. Мама не понимала, что интересного в искусстве. То, что нравилось мне больше всего, было для нее ерундой, и я всегда задавалась вопросом: а что значу для нее я? Страдала ли я, не получая того, что получали другие – любящих взглядов и нежных материнских прикосновений? У меня был папа, щедрый на любовь.

Хотя мои родители и не были счастливы в браке – мама ценила успех и работу, отец радости и веселье, – мать радовалась, что вышла замуж за человека, ставшего любящим родителем – в отличие от большинства тогдашних мужчин. Она была спокойна, зная, что может на него положиться, что он всегда позаботится о нас – опять-таки в отличие от большинства тогдашних мужчин. В этом смысле она сделала правильный выбор. Для ее работы он был именно тем, кто нужен. Но не для ее счастья.

Сейчас они словно брат и сестра; в нашей семье семья – редкость.

Первого мертвеца моя мать увидела в медицинской школе в Венгрии. Голое вскрытое тело лежало перед ней на столе; взглянув на него, она испытала что-то вроде головокружения. Увидеть что-то, кроме крови, костей и внутренностей, мама не ожидала, но и отвернуться почему-то не смогла. Даже у нее, воспитанной в безбожии, отсутствие чего-то еще – души? – вызвало неясное беспокойство.

Примерно так же чувствовала себя и я, когда, еще довольно молодая, выходила замуж. Мне казалось, что в момент бракосочетания что-то появится или родится, что-то волшебное, некий сияющий, обволакивающий пузырь. Но как вскрытое тело открыло моей матери пугающее отсутствие чего-то, так и я в момент бракосочетания почувствовала, что меня обманули: брак – не более чем обычный человеческий акт, который я никогда не заполню другим содержанием.

Боюсь, такими же будут и первые секунды в родильной палате, когда младенца положат мне на грудь: до меня вдруг дойдет, что и в этом нет ничего волшебного, что после рождения ребенка продолжается все та же заурядная жизнь, та жизнь, которую я знаю и которой боюсь.

* * *

Я что-то писала и, когда Майлз подошел сзади и положил руки мне на грудь, напряглась, потому что как раз перед этим рассматривала картинку с изображением большегрудой девушки, и мне показалось, что ему и пощупать особенно нечего. Подумал ли он то же самое? Потом Майлз убрал руки, а мне осталось только гадать.

Почувствовал ли он, как я напряглась?

да

Понял ли мои сомнения и опасения?

да

Расстроился из-за того, что моя грудь недостаточно велика?

нет

Да ладно. Дело плохо. Плохо, что я проецировала свои сомнения и опасения на него точно так, как проецирую на вас, монетки, мудрость вселенной. Но это и полезно, потому что да и нет прерывают привычный ход мыслей. Подбрасывая монеты, я чувствую, как мозг становится более гибким, пластичным, а когда получаю неожиданный ответ, мне приходится подталкивать себя к поискам другого ответа – с надеждой на лучший. Это удар по собственному самодовольству и самонадеянности или, по крайней мере, по тому, что воспринимается как самодовольство и самонадеянность, – ты стараешься копнуть чуть глубже, но получаешь отпор. Мысли просто не останавливаются там, где обычно. В то же время сейчас, в этом возрасте, я уже приняла себя на каком-то уровне, так что подбрасывание монет – не самоуничтожение, как было бы, если бы я все еще презирала себя. Или я по-прежнему презираю себя?

нет

А когда-нибудь презирала?

нет

Нет, нет, даже тогда это было притворством. Даже когда казалось, что я презираю себя, я все равно была благодарна, что родилась. Можно ли презирать себя, но любить мир?

да

Но разве личность не часть мира?

да

Тогда я не понимаю, как можно презирать себя, но любить мир. По-моему, человек должен чувствовать на базовом уровне, что не является частью мира. Так?

да

В этом суть отчаяния?

да

А что противоположно отчаянию? Радость?

да

Мир и покой?

нет.

Счастье?

да

То есть сущность счастья и радости – в ощущении своей принадлежности миру?

да

И в том, что как часть мира он неотделим от него?

нет

Что мир – его дом?

да

На микрокосмическом и макрокосмическом уровне?

нет

Только на микрокосмическом уровне – например, в городе, в семье, среди друзей?

нет

Только на макрокосмическом уровне – как, например, природа, человечество, время?

да

В этом году я решила быть счастливой. Я так хотела быть счастливой за счет остального, но не знала, из чего складывается счастье. Теперь я знаю и сосредоточусь на этом. Счастье и радость – это ощущение принадлежности к миру, единства с ним. Счастье и радость – чувствовать, что мир – твой дом, что ты на одном уровне с природой, человечеством и временем.