Материк, переставший быть легендой - [105]

Грессби уже не министр, но общая концепция иммиграционной политики осталась прежней. По мнению политиков, она должна быть приспособлена к потребностям и возможностям Австралии. Если возникнет потребность в тысяче высококвалифицированных плотников, то иммиграционные бюро во всех концах планеты обязаны найти их и убедить приехать в Австралию, и неважно, откуда приедет плотник — из Манчестера или из Монако. Во имя интересов государства иммиграцию следует тщательно регулировать.

Приехав на остров Терсди (Четверга), я посетил кладбище, где похоронены ныряльщики, приехавшие когда-то из Японии и оставшиеся здесь навсегда. Единственный, кому повезло дожить до почтенного возраста, — это Том Фудзи. Целых двадцать три года прослужил он ныряльщиком, доставая перламутровые раковины в Торресовом проливе. Говорит, что ему удалось выжить только потому, что он всегда был исключительно осторожен.

Однако другие, наверное, были так же осторожны, и все-таки тысяча двести японских ныряльщиков лежат в могилах на островах пролива, из них восемьсот — на острове Четверга. Из шести тысяч молодых японцев, которые приехали сюда с 1870 по 1940 год в качестве ныряльщиков, остался один Том. Те, кто не погиб от эмфиземы легких и не утонул, по окончании контракта были отправлены назад, в Японию. Тома Фудзи оставили только потому, что он был лучшим из лучших. Его работодатель-австралиец заявил властям, что у него нет денег на обратный билет для Тома. Горько улыбнувшись, Том сказал мне: «Иногда мне приходилось ждать заработной платы по полгода». Время от времени он приходит на кладбище и стоит у могилы своего младшего брата, который утонул, когда ему было двадцать шесть лет. Он повредил маску, пытался как можно быстрее подняться на поверхность, но легкие не выдержали. Том был поблизости, но поднять его было можно только через два часа. Он взял тело брата, перевез на паруснике на остров Четверга и похоронил. Весь путь до острова Том проплакал, он считал себя виноватым в смерти брата, так как брат был самым младшим из восьмерых сыновей и двух дочерей в бедной рыбацкой семье, а Том уговорил его подписать контракт на работу ныряльщиком.

В то время ныряльщикам подавался воздух с помощью насосов. На большой глубине его едва хватало на неглубокое, поверхностное дыхание. Наиболее выносливые работали на дне по часу, набирая за это время до полутонны раковин, после чего их в течение двух часов поднимали на поверхность. Некоторые владельцы катеров, вспоминает Том, были настолько алчными, что поднимали ныряльщиков из воды за час, и это убивало их.

Двести небольших суденышек отходили от острова Четверга с командами, состоявшими из одних японцев. Неделю спустя такое суденышко возвращалось в порт, и лишь в редких случаях на его борту не было покойника. Причины смерти были разные. Например, Том трижды перерезал шланг об острый край кораллового рифа и оказывался на грани смерти, но каждый раз ему удавалось выжить, так как он успевал вдохнуть остаток воздуха, который еще сохранился в маске. Другие этого не умели делать и погибали. Когда Япония начала войну против Австралии, Том был отослан в лагерь на юг страны и только в 1945 году вернулся на остров Четверга. В 1961 году получил австралийское гражданство. Теперь он говорит: «Вот посиживаю себе да поглядываю на море».

Лишь недавно была предана гласности малоизвестная, деликатная история «импорта» в Австралию японских женщин на рубеже столетий. Их называли по-японски «караюки-сан». Соответствующий иероглиф имеет значение «ехать в Китай», однако так именовали и тех, кто ехал в Австралию и в другие страны. В Австралию ехать было выгоднее, правда, не столько для девушек, сколько для мужчин, которые торговали ими.

Самые первые данные о японках в Австралии относятся к 1887 году. Упоминаются имена двух японских проституток в Мельбурне. В следующем году на юге страны было уже пять японских публичных домов. Один японец привез пятерых девушек из Нагасаки в Дарвин. Предприимчивый торговец продал одну из них парикмахеру-малайцу за пятьдесят фунтов, двух — китайцу по сорок фунтов, одну оставил для себя лично, а одну посылал на себя «работать». В колонии Квинсленд было сто шестнадцать японок, из них одна-единственная непроститутка (жена японского консула).

В этом деле, как правило, старались соблюдать внешние приличия. Например, в приисковых поселках существовали японские заведения, которые рекламировали себя как прачечные, но после наступления темноты они превращались в публичные дома. В одном поселке добропорядочные граждане составили петицию, в которой требовали выселения японок. Подписи под петицией занимали свиток бумаги в десять метров длиной.

О трагедии японских женщин мало пишут и вообще мало известно. Из экономии их везли зайцами, иногда по договоренности с командой судна, а иногда и без нее. На судне, которое шло из Гонконга, внезапно резко упало водяное давление. Стали искать неисправность и установили, что японские девушки, которых нелегально везли на этом судне, перегрызли трубку, чтобы напиться воды. Тут же, засыпанные углем, лежали тела двух сутенеров, которых отчаявшиеся девушки убили из мести. Были случаи, что девушки умирали от недостатка воздуха в задраенных трюмах либо были раздавлены глыбами угля, которые во время бури катались по трюму, калеча и давя несчастных. Случалось, что они гибли от самовозгорания угля. Время от времени лопата кочегара вдруг подцепляла кусок кимоно, а то и обгоревшую человеческую кость. Сутенеры требовали от девушек неимоверно высокой платы за проезд, вычитая из их заработков по сто фунтов за рейс из Японии до острова Терсди в Австралии, в то время как такой рейс стоил менее двенадцати фунтов.