Мать железного дракона - [6]

Остальные пилоты затянули по радио песню. Они сумели пройти через Врата Сна и вернуться невредимыми — шестой раз кряду, а ведь это опасное путешествие: мало каким эскадрильям удавалось выполнить столько вылетов подряд, не потеряв при этом дракона — трех, а с ними и пилотов. Тут имелись все основания для гордости.

Командир эскадрильи, Ртуть из Дома Нефрита, пропел первую строфу:

Богиня бессмертная и хитроумная,

Драконов владычица, я

Молю, да не свергнет воина истого

С неба воля твоя.

Песню подхватили остальные, каждому — по строке, в порядке старшинства:

Но голос заслышав, тебя призывающий,

Богиня, ко мне снизойди,

И в колеснице своей воробьиной

С тверди высот упади.

Кейтлин считалась в эскадрилье распоследним желторотиком с самым маленьким налетом, это было первое в ее практике серьезное боевое задание, а потому ей досталась последняя строка. Она едва не пропустила момент, но, когда дрожащим голосом пропела первый слог, то влилась в общий гармоничный хор — неразличимая, неотъемлемая часть целого. Кейтлин стала одной из них, прошла боевое крещение, получила право разделить ликование эскадрильи, и от этого дух ее воспарил выше, чем вознесенное драконом тело.

Именно к этому мигу и приуготовляла Кейтлин вся ее прошлая жизнь. Она — офицер и пилот, а теперь и полноправный член Эскадрильи Трупожоров. Этот миг с лихвой искупал одинокое детство, полное насмешек и издевательств, холодность родителей, надменность кузин и кузенов, снисходительность теток, неистребимое ощущение, что она не на своем месте, с которым Кейтлин боролась каждый день, сколько себя помнила. Этот миг с лихвой искупал все.

Благодушные потяжелевшие драконы возвращались на авиабазу Иннис Туле с грузом краденых детских душ в брюхе. На горных склонах плясали снежные феи, а далеко внизу кружила в поисках добычи одинокая виверна.

Показалась Иннис Туле, которую узким полумесяцем обхватывал небольшой городок. Место для нее на лесистом склоне Бен-Морг[7] на полпути к вершине расчищали с помощью бульдозеров и динамита. Сразу над базой склоны становились значительно круче, и громадная гора устремлялась ввысь в последней тщетной попытке взять штурмом небеса. Разумеется, саму базу с воздуха заметно не было: ее защищали мощные охранные чары невидимости, хотя тот, кто летел на драконе или создании схожей волшебной мощи, мог бы вычислить ее местоположение с помощью специального прорицательского оборудования. Леталось здесь расчудесно, но что касается внеслужебного времени, база, совершенно определенно, располагалась в самой заднице мира. За главными воротами — несколько баров и мужских клубов, парочка лавок с амулетами, кинотеатр — вот, в общем-то, и все, больше в увольнении податься было некуда.

Остальные драконы, казавшиеся с такого расстояния крошечными мошками, кружили над базой — заходили на посадку, держась на разной высоте. Один за другим чудовища соскальзывали вниз, приподняв и изогнув крылья, чтобы увеличить сопротивление, уменьшались до точек, замедлялись и всего в нескольких дюймах от взлетно-посадочной полосы задирали нос; затем после небольшой пробежки с распахнутыми крыльями, развернутыми параллельно земле, попадали прямиком в руки стоявшей наготове оружейной бригады, снимавшей с них лазерные копья, пушки Гатлинга[8], ракеты «воздух — воздух» — все это входило в список обязательного снаряжения для драконьих полетов через полную опасностей пустоту между мирами.

Кейтлин заняла свое место среди заходящих на посадку, и тут же в ее ухо дохнул жарким вкрадчивым шепотом Кролик из Дома Онира[9] (из всех пилотов авиабазы этот фокус умел проворачивать лишь он один):

— Эй, милашка, что на тебе надето?

Кейтлин фыркнула. Кролик отменно умел волочиться и славился этим своим умением. После окончания службы он, несомненно, должен был прославиться еще больше.

— Летная куртка.

Кабину тряхнуло от небольшой турбулентности, попа подскочила в кресле, и Кейтлин силой мысли чуть подрегулировала крыло.

— Я про то, что под курткой.

— Форма.

Турбулентность закончилась. Кейтлин пробежалась взглядом по приборам. Все в норме.

— Скажи же мне, что на тебе возмутительное кружевное белье, которое едва прикрывает твои прелести. Черное. Или… нет, погоди-ка! Бесстыдно темно-красное. Черное белье — признак бедного воображения.

— Ты бы со своим воображением держал от меня руки подальше.

Температура двигателя чуть высоковата, но вполне в переделах нормы.

— Увы, мое воображение противится узде. Вырвавшись из стойла, оно перемахнуло через ворота и мчится галопом куда ему вздумается, волоча за собой беспомощного меня — одна нога застряла в стремени, заляпанная грязью голова вся распухла и покрылась шишками и синяками, ведь ее протащили сквозь тернистые изгороди твоего гнева, проволокли по каменистой земле твоего равнодушия. Ты не думай — моего мнения никто и не спрашивает, когда речь заходит о том, стоит ли сходить с ума по твоим упругим…

— Немедленно прекрати! Или я обвиню тебя в домогательствах и сдам следственной комиссии — глазом не успеешь моргнуть.

Высота, направление, скорость — все четко, строго по инструкции с точностью до запятой.