Мать железного дракона - [15]

— Отец? Она здесь. Соизвольте прекратить пялиться на собственный пупок.

Лорд Сан-Мерси, будто слепой, повернулся на голос сына. Сейчас лицо старого солдафона казалось добрым, и Кейтлин поняла, что и это вызывает у нее неприязнь.

— А, — сказал старый лорд, — я знал, что-то еще мне осталось сделать.

Кейтлин опустилась на колени у ног отца, как не раз делала раньше (разве что теперь не боясь, что он ее ударит).

— Я здесь, отец, как вы и приказали.

— Да. — Ее макушки неуверенно коснулась ладонь, благословила, чуть помедлила, исчезла. — Встань. Мне нужно кое-что тебе сказать. Но теперь… Не знаю, есть ли в этом смысл. Я… — Голос смолк, а свет у него внутри разгорелся ярче, так что старик начал в нем растворяться.

— Просто превосходно. — Финголфинрод положил руки на плечи Кейтлин и отодвинул ее чуть назад. — Мне нужно побольше места.

Он с такой силой ударил отца по лицу, что звук пощечины прозвучал как выстрел.

— Эй! Капитан Слабоумие! Очнись!

В кабинете потемнело, лорд Сан-Мерси поднялся на ноги. В его глазах полыхал гнев. Вздернутый подбородок, мрачно сжатые губы — на мгновение он снова стал тем безжалостным воителем-эльфом, каким был в юности. Потом старик расхохотался:

— Сын мой, в тебе нет ни милосердия, ни жалости. Я хорошо тебя учил.

— Собственным примером, это уж точно.

Повернувшись к Кейтлин, лорд Сан-Мерси произнес:

— Дочь, мне недолго осталось в этом мире. Перед уходом нужно объяснить кое-что вам обоим и каждому вручить подарок. Сперва наследство Кейтлин. — Он наклонился так, что его губы оказались у самого ее уха, и прошептал: — После смерти ты окажешься посреди дивного луга, заросшего короткой зеленой травой и усыпанного белыми цветами. Над головой — серое грозовое небо. Солнца нет. Как и теней. У ног твоих развернется тропа, и не будет иного выбора — лишь пойти по ней. Тропа приведет к Черному Камню, этот менгир служит аватаром Богини. Можешь обратиться к ней, если пожелаешь, но она не ответит. У Камня тропа разделится. Левая — вытоптанная, по ней идут многие. Но если присмотреться внимательнее, увидишь и едва заметную тропку, уходящую направо. Ты не первой крови, так что сможешь пойти любым из двух путей. Пойдешь налево — переродишься. Но если пойдешь направо… — Он отстранился от Кейтлин.

— Да? — спросила она. — Что же будет тогда?

— Никто не знает, — ответил древний эльфийский лорд уже во весь голос.

— И все? Это все?

— Более чем достаточно. Далее. Никогда и ни перед кем в своей жизни я не оправдывался, но, видимо, даже в последний час случается познать нечто новое. Потому что теперь я должен объяснить, зачем дал тебе жизнь.

— Э-э-э? — протянул Финголфинрод.

— Думаю, вы оба не удивитесь, узнав, что ваша мать не одобрила этот мой поступок — зачать наполовину смертного ребенка. Так часто поступают члены младших домов, чтобы укрепить свой авторитет. В нашем же случае я достиг обратного эффекта. Но что с того? Я желал получить ребенка, который однажды сбежит из этого ужасного места. Так на гоблинском базаре покупают певчую птичку — для того лишь, чтобы испытать радость, выпуская ее на волю.

— И я на воле, отец, — с жаром ответила Кейтлин. — Делаю карьеру, у меня есть будущее, я вам за это благодарна.

— Твоя благодарность не имеет значения. Я сделал это для сына.

— Ладно, теперь я точно ничего не понимаю, — сказал Финголфинрод.

Взгляд бесцветных глаз лорда Сан-Мерси перешел с Кейтлин на ее кровного брата.

— Это твое наследство. Не титул и земли лорда Сан-Мерси, которые ждали тебя всю твою жизнь и которые доставят тебе не больше радости, чем доставили мне. Я приготовил этот подарок для тебя: сам ты не сумеешь вырваться, но сможешь поглядеть, как улетит на свободу твоя сестра.

— Ну, это уже… — начал было Финголфинрод.

Но отец поднял руку, призывая его к молчанию:

— Я сказал все, что оставалось несказанным. Пришел мой час.

Образ лорда Сан-Мерси заколебался, словно на сильном ветру. Внутреннее свечение стало ярче, окутало его, растворило в своем сиянии. Теперь в кресле словно сидело огромное яйцо из раскаленного света. Будто невзначай лорд заметил:

— Вам лучше прямо сейчас уйти. Вряд ли разумно оставаться здесь, когда это случится.

Когда они шли обратно по извилистой мощеной улочке, которую их отец прозвал rue des Villes Perdues[25], Финголфинрод спросил:

— Ты заметила? Все только о себе любимом.

— Род, пожалуйста. Не надо. Не сейчас.

— Всю свою жизнь я терпел присутствие отца, его явное во мне разочарование, постоянное неодобрение. И вот наконец его правление подошло к концу — и теперь я должен сделаться им. С каждым годом буду становится все жестче и холоднее. Развлечения ради буду скупать военные должности, заведу любовниц, войду во вкус пыток. Но в конце концов…

— Родди, заткнись!

Финголфинрод изумленно уставился на Кейтлин.

— Нет, это все не о нем любимом. Это все о тебе — о тебе, о тебе и еще раз о тебе! Все и всегда для тебя и всегда было для тебя. Я даже на свет появилась для тебя! — Кейтлин сжала кулаки, чтобы не наброситься на него.

Финголфинрод крепко обнял ее, и она почувствовала, как ярость постепенно уходит. Кейтлин никогда не могла противиться брату, когда он так делал. Прошла долгая минута, Финголфинрод разжал руки и сказал: