Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество - [24]

Шрифт
Интервал

В повести Е. Скобцовой анализируется"жалость". Из этого чувства – всеобщего страдания и со–страдания всем, в том числе и себе, и рождается вновь желание"индейского царства"(первый раз оно родилось после смерти отца, когда Оля, видно, пожалела себя и захотела счастья). Теперь она посылает Клима"воевать индейское царство". Дальше события развиваются так: пока Клим был у Оли, в станицу ворвались белые. Клим со своими частями бежит. Вместе с белыми в станицу возвращается Сергей Сергеевич. Он взволнован, впервые в жизни он держит в руках револьвер, он чуть было не попал к красным. Пока он это рассказывает, в станицу вновь врываются красные, впереди – Клим, он въезжает на площадь против Олиного дома, Сергей Сергеич от страха или отчаяния стреляет в него и убивает наповал, красные врываются в Олин дом и убивают Сергея Сергеевича и Олю.

В художественном отношении это сильное, истинно трагическое произведение. Но еще интереснее его духовный смысл. В отличие от Кати из"Равнины русской", которая изображается как чистое и жертвенное существо, Оля"виновата", хотя и не испытывает чувства вины. На ней лежит вина за все происшедшее – она вселила в Клима идею"индейского царства", ее жалость ко всем (в том числе – к себе) оказалась поистине губительной. Похоже, что Е. Скобцова добралась здесь до каких‑то глубоких духовных тайн. И поскольку Оля – во многом образ автобиографический, то можно сказать, что Е. Скобцова положила здесь начало своему покаянию (то есть перемене ума). Выход из трагедии русской революции лежит не на пути взятия на себя греха других (как будто нет своих), а на пути осознания собственной вины и покаяния в ней. Такое естественное чувство, как жалость, оказывается тем каналом, через который прокралась мечта об"индейском царстве"(о счастье, рае на земле). Жалость, начавшаяся с саможаленья, – истинный источник трагедии, описанной в"Климе Семеновиче Барынькине". Не эта ли жалость к народу двигала лучшими из революционеров–народников, проложивших путь большевикам? В 1936 г. мать Мария описывает свое состояние после смерти отца так:"Бедный мир, в котором нет Бога, в котором царствует смерть, бедные люди, бедная я"(618). Оля после смерти своего отца испытывала, вероятно, нечто подобное, почему и попросила Клима об"индейском царстве". Жалость (как жаленье себя и других) связана с утратой райского состояния и встречей со злом, при этом у человека рождается"естественное"(и греховное) желание вернуться в рай. Таков вывод из художественного анализа жалости, сделанного Е. Скобцовой.

Помимо этих двух повестей, Е. Скобцова написала в исследуемый нами период три очерка – "Последние римляне"(1924),"Друг моего детства"(1925) и"Как я была городским головой"(1925). Почти все произведения этого периода Е. Скобцова подписывала псевдонимом Юрий Данилов: Юрий, вероятно, в память отца, а Данилов – по"принадлежности"мужу, Даниле Скобцову[59]"Утрата"собственного имени, как бы она не объяснялась, свидетельствует, очевидно, о некоем ощущении неполной реализации личности. По крайней мере, когда Е. Скобцова вернулась к главной линии своей жизни, связанной по преимуществу с христианством, свои произведения (жития святых – "Жатва Духа"(1927) и очерк"Святая земля"(1927)) она издала уже под настоящим именем.

Обратимся теперь к очерку"Последние римляне", напечатанному в левом"эсеровском"издании"Воля России"в Праге, – критическому отзыву на статью З. Н. Гиппиус (опубликованную под псевдонимом Антон Крайний)"Литературная запись. О молодых и средних"(1924)). Надо сказать, что З. Гиппиус была для Е. Скобцовой"ближайшим"оппонентом. У них было немало общего: так, З. Гиппиус всячески поддерживала эсеровского лидера А. Ф. Керенского, хотя впоследствии и разочаровалась в нем. Гиппиус принадлежала к виднейшим деятелям русского"нового религиозного сознания", влияние которого, несомненно, испытала и Кузьмина–Караваева, и была первой значительной русской религиозной (отчасти христианской) поэтессой, но именно от этой своей ближайшей предшественницы не раз на протяжении жизни отталкивалась Кузьмина–Караваева. Вот несколько примеров. Г. Флоровский свидетельствует, что слова З. Гиппиус:"Но сердце хочет и просит чуда! О, пусть будет то, чего не бывает, никогда не бывает" – были одним из"лозунгов"религиозного возрождения в среде русской интеллигенции[60]. Можно сравнить их со словами Кузьминой–Караваевой из письма А. Блоку:"Не надо чуда"(637).

Критикуя художественный метод Гиппиус в ее подходе к революции, Е. Скобцова пишет:"Я лично не знаю более кошмарного литературного произведения, всецело построенного на"схватывании в передаче видимого", чем дневник Зинаиды Гиппиус"(564). Как мы видели, сама Е. Скобцова считала неприемлемым для себя просто"отражать"действительность – в ее прозе, посвященной революции, есть не только художественный, но и сильнейший нравственный элемент, элемент трагедии и покаяния. О"Дневнике"З. Гиппиус она пишет, что"нет в нем никакого внутреннего стержня, дающего известную оценку схваченному и переданному… Стержнем таким нельзя ни в коей мере признать ту чисто обывательскую злобу, которая все окрашивает в один общий цвет. Обыватель недоволен, что жизнь стала неудобной, – и хлеба мало, и купить все дорого, и людей расстреливают"(564). Удар был в самое сердце – романтика и декадентку Гиппиус"поймали"на обывательстве, что было в этой среде худшим обвинением.


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.