Мастерская кукол - [147]

Лондон, май 1952

Картина

Королевская академия искусств, отчет о выставке.

НАШ КРИТИК СРЕДИ КАРТИН

(Выдержка из критической статьи, опубликованной в «Лондон иллюстрейтид ньюз» 22 мая 1952 г.)

В прошлом мне неоднократно приходилось подвергать суровой критике картины художников, принадлежащих к так называемому «Прерафаэлитскому братству», однако на сей раз я вынужден отдать им должное. В самом деле, стоит только войти в Восточную залу Академии, и ваши глаза сами собой устремятся на средних размеров полотно, вывешенное на высоте человеческого роста. Как ни странно, оно производит столь благоприятное впечатление, что ваш покорный слуга с удовольствием созерцал его почти целый час. Скажу сразу: некоторые недостатки технического свойства оставляют молодой художнице достаточный простор для совершенствования, однако ее восприятие живой натуры поражает непредвзятостью и новизной. <…>

Картина, о которой идет речь, написана в манере, свойственной большинству представителей Прерафаэлитского братства, для которых характерны яркие краски, смелые эксперименты со светом и равномерная расстановка акцентов. Основным достоинством подобного подхода является тщательная прорисовка второстепенных деталей, которые, таким образом, невольно привлекают внимание зрителя. Мышь, убегающая от кошки, ваза с готовыми распуститься ирисами и розами, светловолосая служанка, которая угощается клубникой, пока хозяйка смотрит в другую сторону, – все эти необязательные подробности, однако, нисколько не умаляют значения центральных персонажей картины. Что же это за персонажи? Это двое влюбленных, которые заключили друг друга в объятия. Их лица обращены друг к другу, а позы столь естественны, что вся картина буквально дышит свежестью и оригинальностью, которые выгодно отличают ее от большинства болезненно-сентиментальных полотен со схожим сюжетом. <…>

Выпуклое зеркало на стене в значительной степени расширяет внутреннее пространство картины. В нашем случае этот избитый прием, характерный для современного искусства, полностью оправдан замыслом художницы. В зеркале мы видим фигуру молодой женщины, которая могла бы быть сестрой-близнецом героини на переднем плане. Женщина сидит за прилавком, обратив взор на сверкающий медью кассовый аппарат. Беглая, но какая впечатляющая деталь! Ее обезображенное оспой лицо как бы намекает на неумолимый ход времени, на неизбежность распада и смерти, тогда как кассовый аппарат символизирует Весы, служащие для оценки поступков и отсчета пролетающих дней.

<…> Светловолосая служанка, которую мы видим на заднем плане картины, также имеет своего двойника. Это мальчишка лет десяти, который, стоя в конусе падающего из окна солнечного света, протягивает руку по направлению к зрителю, то ли приглашая его сделать шаг вперед и оказаться внутри картины, то ли просто выпрашивая монетку. <…>

Возможно эта простая, хотя и достаточно многофигурная композиция, и не основывается на поэзии Шекспира, однако оригинальная и честная манера, с какой написана эта почти по-домашнему уютная сцена, все же покорила вашего покорного слугу – человека, лишенного сентиментальности и склонного к насмешке, – заставив его испытать искреннее восхищение естественной прелестью картины, созданной, несомненно, талантливой молодой художницей.

От автора

Во время действия романа фамилия Элизабет Сиддалл писалась через два «д» и два «л», но Россетти уговорил свою натурщицу поменять ее на «Сиддал», так как это выглядело более элегантно.