Мастера. Герань. Вильма - [31]

Шрифт
Интервал

Что ж это такое? Адлатус в растерянности. Оглядывается, нет ли тут поблизости строителя, хорошо бы с ним посоветоваться, но строитель, будто нарочно, за минуту до этого куда-то исчез. В приходе быть он не может, поскольку священник здесь. Адлатус подбегает к нему. — Пан священник, каменщики прекратили работу. Им нужно корыто! Собираются делать колоду!

— Слышу, слышу, — кивает священник, а в голове у него сверлит: на что сдалось каменщикам корыто? Что за колода такая?! И в голове адлатуса мелькают те же мысли. С минуту они друг на друга растерянно смотрят, потом священник начинает поторапливать прихожан: — Люди добрые, отыщите это корыто, побыстрей отыщите, не то у нас каменщики будут до вечера болтаться без дела!

В Церовой корытам счету нет, да только не новым. Были бы хоть в деревне корытники, была бы хоть поблизости ярмарка!

— Люди, пораскиньте умом! Найдите корыто! Смотрите! Каменщики на лесах лоботрясничают! Неужто глядеть на них будем? Не для того же мы их сюда звали. Вот ведь мы уже дошли до колоды, а теперь, что ж, бросить все недоделанным? Главные анкера уже в пятах, но такая стройка спустя годы осядет, а потому уже сейчас все надо предусмотреть; может, эта колода и должна быть как раз сверху насажена. А иначе-то как объяснить? Корыто сюда! Корыто! Церовчане, корыто! Где корыто? Гопля, церовчане, корыто, подайте корыто, корыто!

Вдруг кого-то осеняет, что, в сущности, полугодовое корыто тоже новое и что новое может быть новым до той поры, покуда не куплено еще более новое, а у него дома как раз и есть полугодовое корыто, да к тому же еще и набухшее — жена в нем вчера купалась. — Пан священник, есть корыто! — Мужик хлопает себя в грудь. — У меня корыто! Пан священник, потерпите чуток, и у нас будет корыто, для колоды!

И бежать!

А тот маленький, конопат конопатый, все еще шурует граблями в растворе, но вдруг оглядывается и видит — сосед его куда-то бежит, тут и он ускоряет темп, и, чем быстрее сосед перебирает ногами, тем проворней конопат конопатый орудует мотыгой, ибо грабли у него и вправду сменились мотыгой, и он окапывает, окапывает, вот уже и вторую гряду окопал, и, ежели так дело пойдет, он минут через десять со всем полом управится.

Священник — своим прихожанам: — Видите? Стоит человеку захотеть — все ему по плечу. Вот мы поднажали и сразу отыскали колоду. Где-то люди гибнут, воюют друг против друга, а мы тут, в Церовой, преспокойненько костел строим. Колоду собираемся делать. Спаситель к нам милостив! Возблагодарим же господа за милость его!

— Ох вы ж и проказник, преподобный отец! — улыбается синдик. — Вы и над самим господом нашим подтруниваете. Еще и отца небесного подстрекаете. Это мне по душе. В кои-то веки и всевышний, может, развеселится.

— А вы думаете, господь бог шуток не любит? — ухмыляется причетник. — Он ведь и Адама сотворил шутки ради.

— А вообще, как живете? — спрашивает синдик. — Что нового? Преподобный отец, что слышно? Конца войны еще не видать? Уж вам-то непременно должно быть известно.

— Не знаю, право, не знаю, — вертит головой священник. — Я и то ничего не знаю. Мой отец всегда, бывало, говорил: беда в дом — малые дети под стол! Иной раз мне кажется, что оно так и есть — будто сидим мы под столом и пикнуть боимся. Сперва-то мы вообразили себе, что другим стало хуже, а нам — лучше, кое в чем оно и впрямь стало лучше, но, стоит высунуться, либо вас сразу по носу щелкнут, либо сзади кто-то наступит на пятки. Боюсь, еще придется нам всяко вывертываться.

— Я тоже так думаю, — соглашается синдик. — Такой уж мы народ. Только и знаем, что вывертываемся. Когда господь нам нашу землю пожаловал, верно, на карту забыл поглядеть.

— Нет, я с этим не согласен, — возражает причетник. — Разве позор какой лежит на нашей земле? Не надо было ему телят сотворять.

Крестьянин, что пожертвовал молодого бычка на костел, весь передернулся:

— Ишь как! Ты поосторожней! А то еще случаем на меня кто вину свалит!

— Ну, ну, ну! — успокаивает их священник. — Однако не будем тут ссориться. Как станет совсем плохо, спрячемся в костеле, может, стороной все и пронесет!

Кто-то замечает: — А вон и корыто! Смотрите!

Люди, столпившись вокруг священника, указывают на мужика с корытом: — Пан священник, корыто!

— Ну и бежит! Ого, как бежит! Корыто, корыто, святой отец, корыто! Глядите, глядите, вот и корыто!

— Вижу, вижу, вижу!

— Ну и бежит!

— Вот это чешет!

— Ну и дует!

— Вот это ловко!

— Корыто что надо!

— Ну и чешет!

— А вы думали, он бегать не умеет! Он во как чешет!

— А почему бы ему не уметь?

— Еще как бегает!

— Еще как бегает. Скорый на ногу.

— Скорый на ногу, оттого так и бежит.

— Сколько раз уж так бегал. Сколько раз! Мы вместе бегали!

— Они вместе бегали!

— Здорово ты сегодня бежал! Ого, как бежал! Ну ты и разбежался, несся как угорелый!

— Молодец!

— Молодец!

— Стоящее корыто!

— Прыткий малый!

— Ей-ей, у тебя и впрямь корыто что надо! Нынче ты здорово бежал, так бежал, что аж вспотел весь, ох и пришлось же тебе попотеть, а молодец, молодец! Корыто раздобыл, да и подналег здорово — сегодня ты молодец.

Мужик с корытом взбирается на леса. Вскоре он среди каменщиков, потный, запыхавшийся, едва не давится словами: — Вот оно… корыто! Можете… начинать!


Еще от автора Винцент Шикула
Каникулы с дядюшкой Рафаэлем

В 1966 году в Праге проходил Международный конкурс книг для детей и юношества под девизом «Для молодёжи атомного века». Первую премию на этом конкурсе получила повесть молодого словацкого писателя Ви́нцента Ши́кулы «Каникулы с дядюшкой Рафаэ́лем». В весёлой непритязательной манере рассказывает повесть о деревне Гру́шковец, «самой обыкновенной деревне, как и все», и о знаменитом деревенском оркестре, в котором играет на геликоне герой повести одиннадцатилетний Винцент. Но за этим непритязательным весёлым рассказом встаёт жизнь современной словацкой деревни со всеми её заботами и радостями.


У пана лесничего на шляпе кисточка

Первые две повести крупнейшего словацкого прозаика («У пана лесничего на шляпе кисточка» и «Яичко курочки-невелички») носят во многом автобиографический характер, третья («Юрчику привет от Юрчика!») — сказочная, героями ее являются птицы. Эта книга — о любви ко всему живому на земле, и прежде всего — к детям и животным.


Рекомендуем почитать
Песни сирены

Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.


Севастопология

Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.


Такая работа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.


Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Избранное

В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.


Дом 4, корпус «Б»

Это своеобразное по форме произведение — роман, сложившийся из новелл, — создавалось два десятилетия. На примере одного братиславского дома, где живут люди разных поколений и разных общественных прослоек, автор сумел осветить многие стороны жизни современной Словакии.


Гнездо аиста

Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.