Мастера. Герань. Вильма - [29]

Шрифт
Интервал

Архитектору сюда ходить незачем, делать ему тут нечего, потому что он свое уже сделал, пришел поначалу, потолковал со священником, со строителем, с мастерами, за разговором выпили малость, а теперь все идет как по маслу.

Строитель заходит каждое утро после святой мессы в приход, желает священнику «доброго утра!», а после они совещаются — что да как. Пожалуй, оно бы и ни к чему так много совещаться. Священник не раз намекал строителю, давал понять самым деликатным образом, что утренние беседы могли бы быть покороче, а то и вовсе не быть. Важные дела все равно решаются в двух-трех словах, а потом разговор тянется вхолостую. Но строителю совещания представляются важными и полезными. Он только и говорит о них: «Вчера мы с вашим преподобием договорились. Завтра утром нам с вашим преподобием надо будет обсудить… Нынче утром на совещании мы с вашим преподобием говорили — тьфу, тьфу, постучать бы по дереву, — что до сих пор у нас никаких трудностей не было…»

Священник подобных речей не выносит, но сказать откровенно не решается, лучше все проглотить да не связываться. Он обычно молчит либо пытается перевести разговор: — Слава всевышнему, что дождей нет! Полил бы дождь, я и не знаю, что бы мы делали.

— Вы будто мысли мои читаете, святой отец, — говорит строитель. — Начни лить дождь, я бы ох до чего расстроился. Я бы, наверное, и аппетит потерял. Но пока жаловаться нечего, славные деньки господь бог нам посылает, а впрочем, и возводим-то мы его обитель. Да, не порадовал бы меня дождь, преподобный отец. Вы бы, наверное, и не поверили, сколько раз я говорил людям: молитесь, чтобы погода держалась. Стоило это нескольких «отченаших» и «богородиц», но зато человек хоть понимает и видит, что не зря молился. Право же, на сей раз молитва не пропала втуне.

Священник и не знает, что на такое ответить. Ему не хочется обидеть строителя, он никак не может себе такого позволить и, видимо, даже немного боится строителя; не нравятся ему эти речи, звучат они не от сердца, поэтому священник только кивает головой или с тоской улыбается и невольно вздыхает. Конечно, строитель все замечает и туг же, желая уверить священника, что понимает эти вздохи и улыбку, в свою очередь кивает головой, громко вздыхает и сыплет словами: — Истинная правда, пан священник! Иной раз до того умотаешься, столько забот на уме, что и сосредоточиться невозможно на длинной молитве. Иной раз от усталости и сон не берет, давят заботы, вплетаются и в «отченаш». А случается и так, святой отец, вы и не поверите, но в самом деле такое случалось: передо мной конкретная работа, раздумываю над ней, сами знаете, строителю умственной работы хватает, постоянно есть о чем поразмыслить, и именно тогда в светские мысли вкрадываются такие слова, что, набросай я их на бумаге, вы бы сразу признали в них молитву. Не потому говорю это, что я в приходе, сижу тут и прикидываюсь богомольным — да я бы в собственных глазах себя уронил, — но, бывает, на человека просто накатывает, снисходит молитва, и он вдруг весь в благочестивых словах. Да вам-то это лучше известно, чем мне, и знаете, святой отец, что я предпочитаю? Короткие молитвы. Не знаю, как у евангеликов, но у нас, у католиков, что там ни говори, а это явное преимущество. И особенно человек, обремененный работой, может по достоинству оценить короткие молитвы. Поминай себе господа на дню сколько угодно, да так, чтоб слова как пули вылетали, вот за целый-то день и наберется таких предостаточно.

«Знаю я твои молитвы, — злится священник, — знаю я твои пули!»

— Так, значит, за костел, да благословит нас господь! За наше здоровье, пан священник, господи, благослови нас. И еще раз за наше здоровье, за божье солнышко, за свет божий. За здоровье, пан священник, за здоровье, за здоровьишко, за нашу с вами младость и радость!

«Знаю эти твои короткие молитвы!»

6

Адлатус стоит на лесах. Пардон! Надо бы нам иной раз адлатуса величать по-другому, ибо когда строитель отсутствует, адлатус перестает быть адлатусом.

Каменщики перемигиваются: — У нас новый строитель!

Адлатус-строитель стоит на лесах, держит в руках ватерпас и смотрит — куда же это он так задумчиво смотрит?

— Посторонись! — раздается рядом. — Положь ватерпас и не путайся под ногами!

Адлатус не слышит. Да и как ему слышать?! У него же теперь две должности, он еще и строитель, даже если б адлатус и слышал, строитель может прикинуться чуть глуховатым. Адлатус-строитель и в самом деле слышать не хочет, напротив, берет еще и отвес и опускает его вдоль стены, с минуту адлатус глядит вниз, потом глядит вниз и строитель, один смотрит одним глазом, другой — другим, затем глаза меняются, правый на левый, левый на правый, а под конец все так перепутывается, что и не разберешь — и сейчас, как раз когда мне нужно об этом писать, я сам не знаю, какой глаз чей.

— Ясно сказано! Не мешай, проваливай! — грозится каменщик-подмастерье. — Дождешься — плеснем тебе на нос!

Адлатус-строитель переминается с ноги на ногу. А хотите, могу сказать и точнее: двое переступают с одной ноги на другую. Или двое переступают с двух ног, каждый, однако, со своей одной ноги на свою другую ногу… Хотя ну ее, эту точность! Адлатус-строитель кладет ватерпас и отвес и отходит в сторонку, этак на метр. Смотрит вниз, а там есть на что посмотреть. Люди, будто почувствовав на себе глаз адлатуса и, более того, глаз строителя — теперь-то ясно, что глазами адлатуса смотрит и строитель, — начинают суетиться еще пуще. Того и гляди, надорвутся на работе.


Еще от автора Винцент Шикула
Каникулы с дядюшкой Рафаэлем

В 1966 году в Праге проходил Международный конкурс книг для детей и юношества под девизом «Для молодёжи атомного века». Первую премию на этом конкурсе получила повесть молодого словацкого писателя Ви́нцента Ши́кулы «Каникулы с дядюшкой Рафаэ́лем». В весёлой непритязательной манере рассказывает повесть о деревне Гру́шковец, «самой обыкновенной деревне, как и все», и о знаменитом деревенском оркестре, в котором играет на геликоне герой повести одиннадцатилетний Винцент. Но за этим непритязательным весёлым рассказом встаёт жизнь современной словацкой деревни со всеми её заботами и радостями.


У пана лесничего на шляпе кисточка

Первые две повести крупнейшего словацкого прозаика («У пана лесничего на шляпе кисточка» и «Яичко курочки-невелички») носят во многом автобиографический характер, третья («Юрчику привет от Юрчика!») — сказочная, героями ее являются птицы. Эта книга — о любви ко всему живому на земле, и прежде всего — к детям и животным.


Рекомендуем почитать
Песни сирены

Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.


Севастопология

Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.


Такая работа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.


Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Избранное

В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.


Дом 4, корпус «Б»

Это своеобразное по форме произведение — роман, сложившийся из новелл, — создавалось два десятилетия. На примере одного братиславского дома, где живут люди разных поколений и разных общественных прослоек, автор сумел осветить многие стороны жизни современной Словакии.


Гнездо аиста

Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.