Мастер крушений - [11]

Эма подняла голову и не произнесла ни слова. Она напряглась, словно ждала, что сейчас получит пощечину. Принц Тибо побарабанил пальцами по столу.

– Как хочешь. С сегодняшнего дня ты спишь в своем гамаке. Никаких ночевок под открытым небом на баке.

Эма сердито взглянула исподлобья, но тут же опустила глаза.

– Да скажи ты хоть слово! – попросил принц, и голос его прозвучал умоляюще, хотя этого он тоже не хотел.

Без сомнения, в команде «Изабеллы» не было никого упрямее Эмы, но она вспомнила, что судьба ее целиком и полностью в руках принца, и решила заговорить.

– На нем метка, ваше высочество.

– Метка? На ком? На виновном? Назови лучше имя!

Эма покачала головой. Она узнала обидчика, но имя хранила про себя.

– Ты стыдишься, юнга. Но ты тут ни при чем. Объясни, какая метка.

– Шрам от бутылочной «розочки».

Золотистые брови Тибо сошлись на переносице.

– От «розочки»? Ну-ну… – Он задумался, почесав подбородок. – Ладно. Этого достаточно. Можешь идти. Но и тебя я предупреждаю: с осколком будь осторожнее. Парни не сахар, но все-таки…

Через несколько минут принц собрал команду на главной палубе. Разбуженные матросы поднимались наверх, недовольно ворча. Те, кого оторвали от работы, тоже были не слишком довольны. Эма, помертвевшая от ужаса, спряталась в трюме. Однако Тибо заговорил так громко, что голос его раскатился по всем укромным уголкам шхуны.

– Я отдал приказ о новом юнге. Кто-то меня ослушался. Заметьте себе, с жалобой ко мне пришел не юнга! Виновный, шаг вперед! Немедленно.

Никто не сдвинулся с места. Матросы стояли и почесывались от укусов блох. Они до того к ним привыкли, что начинали замечать только при обстоятельствах из ряда вон. В общем, матросы стояли, почесывались и переглядывались. Гийом Лебель скрестил на груди руки. Адмирал Дорек – губы в ниточку – дал про себя клятву избавиться от казарки при первой возможности.

– Так, – сказал принц Тибо, подойдя поближе к матросам. – Выстроились, показали руки!

Принц внимательно осмотрел матросов, одного за другим. Никаких шрамов от «розочки» не обнаружил. И готов был уже отступиться, как вдруг заметил царапину на виске марсового Марселина.

– Что это у тебя?

– Я… – забормотал Марселин, – ударился о рею, ваше высочество. Треснулся, можно сказать.

Рея – деревянный брус, прикрепленный к мачте горизонтально к палубе, на который крепится парус. Удариться о рею, конечно, можно.

– Значит, тебя ушибла рея?

Тибо изучил царапину, прикинул, мог ли осколок бутылки нанести такую, и решил, что мог. Значит, марсовой врет.

– Что я сказал о новом юнге, Марселин? Не обижать! И что будет тому, кто его обидит?

– Будет пенять на себя, но…

– Никаких но! За борт!

Марселин сжал покрепче амулет, который вручила ему матушка в день прощания. Она не пожалела денег, лишь бы ее сын в огне не сгорел и в воде не утонул. Но не смог скрыть дрожи, когда Тибо выдернул его из строя и потащил к фальшборту. Одной рукой принц опрокинул Марселина на ограждение, так что он наполовину повис над бездной, а второй схватил за пояс, чтобы сбросить в нее окончательно. Обычный боевой прием. В этот самый миг из толпы матросов раздался глухой голос:

– Подождите, ваше высочество! Это я! Я виноват!

Поздно. Марселин получил толчок и полетел вниз. После долгого полета ушел с плеском под воду, словно камень. Тибо обернулся.

– Кто это сказал?

Из строя, волоча ноги, вышел Проказа. Прореха у него на рубахе была зашита на скорую руку. Матросы не удивились. Этот тип поменял уже не одно судно, и нигде его не жаловали. Им бы по-хорошему предупредить о нем Эму заранее, но болтунов в команде не уважали, вот все и молчали.

– Подними рубаху!

Проказа поднял. Длинная свежая царапина пересекала наискось его грудь. Да, в эту ночь он попытал счастья. Не первый день он подлавливал Эму в укромных уголках под предлогом дружеских советов, которые становились все менее дружескими. Эма не переносила прикосновений, и Проказа это знал. Но жаловаться она тоже не будет, он знал и это. Девушка на борту, как тут устоять? С девушками моряки виделись только на остановках, а из-за часов Бушприта он и такой возможности лишился. Будь проклят Бушприт! И Тибо тоже! Дурацкие часы! Проказа попытал счастья. А теперь Марселин наказан вместо него… С одной стороны, здорово, но с другой – рано или поздно правда выйдет наружу. За Проказой числились и другие грешки, так что за свою жизнь он не дал бы и медного гроша.

– Грязный гальюнщик! – обругал его Тибо.

Гальюном называют выступ на верхней палубе в носовой части судна, который служил матросам отхожим местом, так что трудно найти оскорбление обиднее. А в устах принца оно звучало чудовищно. Тибо в ярости продолжал, указывая рукой на море:

– Марш за ним следом! Живо! Отправляйся за Марселином!

Виновник застыл в нерешительности. Он всегда избегал опасности, держался от воды подальше и сейчас в нее прыгнет? Глупость какая!

– Прыгай!

Проказа перекинул ногу за борт, испуганно взглянул на товарищей и… прыгнул. Баталёр прыснул. Адмирал испепелил его гневным взглядом.

Тибо тут же бросил в воду канат. Марселин, отчаянно стараясь не отстать от корабля, плыл возле борта. Сначала его окатил брызгами Проказа, потом плюхнувшийся канат. Тибо смотрел, как марсовые барахтаются в воде, убедился, что они крепко уцепились за канат, и обратился к остальным матросам.