Мастер иллюзий - [8]

– Этим занимаюсь я, – отрезал Борис, – и помощь мне не нужна.

– Как скажете, – я поднялась с дивана. – Дайте мне знать, когда нужно будет сделать  копию текста. Всего доброго.

Я вышла в прихожую, открыла дверь и закрыла ее за собой. Никто из них не сказал  ни слова и не двинулся с места, чтобы меня проводить. Не думайте, будто я была  этим задета. У меня есть масса и более важных поводов для того, чтобы обидеться  на судьбу.

Мой телефон зазвонил раньше, чем я успела доехать до дома.

– Она на самом деле беременна? – спросил Козаков.

– Об этом, Алексей, я не имею ни малейшего представления. Но вот что я хочу вам  сказать: ваша поездка намечена не на следующую неделю, а на конец этой. В  субботу мы летим в Петербург. Я заеду за вами в десять, будьте готовы.

– Хорошо.

– Катя заказала два билета. Но если нужен еще один – для Ирины – я могу его  найти.

Козаков ответил не сразу.

– Не надо, это лишнее. – И еще через пару секунд: – Может быть, вы спросите ее о  ребенке, Анжелика?

– При всем уважении, Алексей, я очень сомневаюсь, что она будет со мной откровенничать.

Пожалуйста, не забудьте: послезавтра, в субботу, десять утра.

И я повесила трубку. Разрешение моральных противоречий клиента не входит в мои  обязанности.

Но не думайте, что я не заметила: знаменитый мистик и гуру решил оставить свою  сексуальную Змею за бортом.

Утро субботы было холодным и пасмурным, как будто лето постояло у дверей в  нерешительности, а потом развернулось, плюнуло, да и ушло восвояси. Такси остановилось  у дома Козакова в 9.55. Мелкий дождь нещадно сыпал на серый московский асфальт,  и, разумеется, мистика у подъезда не было. Не было его и в 10.15, и в 10.30, а  телефон Козакова отвечал мне протяжными длинными гудками. В 10.45 знаменитый  автор кармических теорий появился на пороге – в плаще и с огромным клетчатым  зонтом в руках. Его лицо было загорелым и улыбчивым, а глаза светились таким  безупречным покоем, которому бесполезно искать объяснения.

– Доброе утро, – весело проговорил он, когда я вышла к нему навстречу. – Ну что,  поедем? – Он сложил свой клетчатый зонт, поставил в багажник дорогой кожаный  саквояж и раскрыл передо мной дверцу: – Прошу вас, Анжелика! – Затем он широко  улыбнулся и сел со мной рядом.

И сразу же еле заметный запах восточных благовоний наполнил воздух. Козаков расстегнул  верхнюю пуговицу плаща, положил руки на колени ладонями вверх. А потом, как и  положено знаменитому мистику, замер и погрузился в себя. И должна вам признаться,  что не восхищаться им было бы невозможно.

– Вы везете с собой ноутбук? – спросила я, когда мы пересекали границу города. –  Если да, то давайте сразу же скопируем на диск то, что вы успели написать.

Он не спеша повернул голову ко мне и улыбнулся:

– Пока не надо. Я не так уж много успел. Нужно было собираться, вы же понимаете…

– И все-таки давайте скопируем. Так мне, да и вам тоже, будет гораздо спокойнее.

– Дорогая Анжелика… Лика… Можно я буду вас называть так? Мне кажется, имя Лика  вам идет гораздо больше! – Козаков легко дотронулся до моей руки. – Так вот,  дорогая моя Лика, я совершенно не хочу вас утруждать.

– Мне не сложно. Это займет всего пару минут.

Мне случалось видеть мужчин, способных быстро распаляться, но никто из них не  мог бы сравниться с Козаковым. Он помрачнел, словно черная туча накрыла его  загорелое лицо, а от покоя не осталось и следа.

– Вы слушаете, что я вам говорю? – очень тихо спросил он, и от этого вопроса по  моей спине побежали мурашки. – Там нечего копировать. Нечего! Неужели это  непонятно?

Его голос был похож на шипение, а раздражение изливалось на меня, как яд. Что ж,  похоже, у мистика и его Змеи гораздо больше общего, чем могло показаться на первый  взгляд. И хотя Козаков говорил очень тихо, водитель заметно вздрогнул, а потом  обеспокоенно глянул на нас в зеркало. А я? Я всегда готова к сюрпризам.

– Что вы застыли, дорогая моя? Разве я непонятно говорю? – еще раз спросил  мистик.

– Теперь понятно, – так же тихо ответила я. – И если вы не против, я предпочитаю,  чтобы меня звали тем именем, которое мне дали родители.

– Извините. Я не хотел вас обидеть, – произнес он, и туча, омрачившая его красивое  лицо, стала медленно рассеиваться.

– Вам не за что извиняться. Вы не сказали ничего обидного.

Автор кармических теорий переживал кризис и воспринимал его весьма болезненно –  это было очевидно. Я бы совершенно не удивилась, если бы мне сказали, что он не  терял свой компьютер, а всего лишь пытался таким образом оправдаться перед  издательством за задержку новой книги. Но это всего лишь мое личное мнение, и,  разумеется, я оставила его при себе.

Что же касается моего звучного имени… Даже человеку, не наделенному воображением,  понятно, что сократить Анжелику до Лики было бы самым простым вариантом.  Выкинуть четыре буквы и навсегда избавиться от нескольких мучительных секунд  после знакомства и слов «Бывает же такое!», которые ясно читаются в глазах  собеседника. Но я никогда не пошла бы на подобное сокращение – ни в четырнадцать,  когда Маркиза Ангелов казалась убийственно жестокой, ни в двадцать, когда я с  успехом прятала лицо за раскрытыми книгами, ни тем более сейчас, когда приняла  свое уродство как данность. Почему я так упорствовала? От обиды на судьбу или от  того, что раз и навсегда смирилась со всем, полученным при рождении? Обе точки  зрения одинаково верны, и то, какую из них вы выберете, не имеет ни малейшего значения.