Мастер-Девил - [158]

горячее— „Поцелуи ветра“, „Розовый закат“, „Медальон в драгоценной оправе“, „Трепетное прикосновение“, „Голубая птица счастья“, „Полет надежды“;

десерты— „Страстный вздох“, „Сила любви“, „Вкус страсти“, „Сладкие слезы любви“ (причем слезы были двух видов: апельсиновые и клубничные), „Первый поцелуй“;

ну и напитки— „Радуга удовольствий“, „Аромат любви“, „Сладкие грезы“, „Мандариновая мечта“, „Ванильная нежность“ и „Пламя страсти“.

— Кейн, я боюсь заказывать, — засмеялась я. — Вот из чего может быть сделан „Томный взгляд“?

— Не знаю, — тоже ухмыльнулся он. — А „Улыбка красавицы“?

Призванный к столику официант наотрез отказался давать какие-либо пояснения, сообщив, что это должно быть сюрпризом, но заверив, что все необычайно вкусно.

— Ладно, — решилась я. — Кейн, пусть это будет салат „Сладкий поцелуй“, „Трепетное прикосновение“ и на десерт „Страстный вздох“.

Он согласился, но для себя выбрал другие блюда, исключительно в целях повышения уровня образованности, как потом пояснил.

Мэтт потребовал себе „Силу любви“ — двойную порцию. Остальные тоже определились с заказом и, как я заметила, выбирали разное. Похоже, все заинтересовались названиями и сгорали от желания узнать, что это из себя представляет.

— Эрика, а что ты будешь пить? — спросил Кейн.

— Что-нибудь очень слабоалкогольное.

— Тогда рекомендую „Мандариновую мечту“, — вмешался официант.

— Значит, мы его и будем, — согласился Кейн.

Когда заказ принесли, мы долго не могли прийти в себя от истерического смеха.

„Сладкий поцелуй“ состоял из горки листового салата, нескольких кусочков сыра, горстки грецких орешков, посыпанных сверху, и трех половинок виноградины. Правда, он действительно оказался сладким — все это было полито медом, разбавленным заправкой для салата. „Улыбка красавицы“ была натертой морковкой с изюмом, „Томный взгляд“ — брокколи, запеченной в тесте.

— Слушайте, кто у них придумывает названия? — ржал Мэтт. — „Розовый закат“ — семга с зеленой фасолью. Ну ладно, семгу еще можно как-то назвать розовой, а что должна тогда символизировать фасоль?

— А отбивная „Трепетное прикосновение“? — поддерживал его Дерек. — Или „Полет надежды“ — жареные куриные крылышки?

„Силой любви“, кстати, назывались бананы в шоколаде, а „Страстным вздохом“ — шоколадное суфле.

Несмотря на все эти идиотские романтические названия, все действительно было довольно вкусно, „Мандариновая мечта“ если и содержала в себе алкоголь, то совсем чуть-чуть, ровно столько, чтобы расслабиться. Настроение, поднятое прочтением меню, поддерживалось оживленной перепалкой Мэтта и Дерека, в которую иногда встревали девушки. Я откровенно наслаждалась вечером.

Кейн вдруг взял меня за руку и потянул за собой.

— Что случилось? — поинтересовалась я.

— Пойдем. Мы с тобой еще ни разу не танцевали вместе, — шепнул он, выводя меня на пятачок в центре зала, где уже кружилось несколько пар. Привычным жестом привлекая меня к себе, Кейн начал медленно покачивать нас под музыку. Я прислушалась. Песня была старая, исполнитель вообще был мне неизвестен, но вот слова…

Я знаю, если бы ты слышала меня сейчас,

Ты сказала бы, что у каждого — своя правда.

Совершенно верно, и вот моя:

Я не могу жить без тебя…

— Ты специально выбрал эту песню? — подняв голову, я заглянула в глаза Кейна. Он улыбнулся.

Любить никогда не было просто,

Но оставить тебя — еще труднее,

И время мои раны не лечит.

Интересно, ты догадываешься, что мне

Пришлось пережить?…

Я сильнее прижалась к моему любимому. Да, я догадывалась, что ему тоже пришлось несладко, когда он пытался отстраниться от меня. В песне явно подразумевалось нечто другое, но и для нас эти слова подходили.

Попросить прощения значило переступить через свою гордость,

А гордость может заставить молчать даже любящее сердце.

Но теперь чувства пересилили разум,

Я прошу, дай мне еще один шанс…

— Я всегда дам тебе еще один шанс, — прошептала я, приподнимаясь и почти касаясь губами щеки Кейна. В ответ он просто поцеловал меня, очень нежно и очень сладко. Это тоже была своего рода демонстрация, как сегодня днем, только уже не права собственности на меня, а нашей любви. Мы забыли про музыку, про то, что стоим в центре зала, у всех на виду, под любопытными взглядами окружающих, и опомнились только от громкого свиста Мэтта.

— Пойдем? Или еще потанцуем? — спросил Кейн.

— Потанцуем еще немного, а потом пойдем, — предложила я.

Кейн не возражал и снова начал покачивать меня в танце. Я растворялась в его крепких объятиях, его аромате, обволакивающем меня, плавных движениях, еще сильнее прижимающих к нему и напоминающих о наших вечерних играх в постели, в романтической музыке… Кончилась очередная песня, я подняла голову с плеча Кейна и наткнулась на разъяренный взгляд. Кристина. Черт, почему мне так не везет, и она выбирает именно то же место и то же время, что и мы с Кейном? Хотя… ну и пусть. Теперь она все видит и, может, прекратит цепляться ко мне и моему Мастеру. Но настроение танцевать пропало.

— Пойдем? — шепнула я Кейну. Он кивнул и увел меня за наш столик.

Лучше бы мы остались танцевать.

Мэтт встретил нас радостным свистом и воплями — „Это было круто!“ и „Это было горячо!“, и мы никак не могли его угомонить. С остальными было значительно проще. Дерек просто похлопал Кейна по плечу, когда мы сели, и улыбнулся. Кэтрин, сияя от радости, шепнула мне на ухо, что лучшей девушки для ее брата придумать сложно, и она сразу поняла — мы созданы друг для друга. На мой утвердительный кивок она хотела сказать что-то еще, но, на мое счастье, ее отвлек Дерек, предложив ей потанцевать тоже. Не сомневаюсь, что Кэтрин еще вернется к этой теме, но об этом я буду думать потом. Единственным человеком в нашей компании, не выразившим неописуемого восторга при виде неземной любви между мной и Кейном, была Синтия, сказавшая одну фразу: