Мастер артефактов - [128]

Ойру поднял указательный палец, призывая ее умолкнуть:

– Я не отказываюсь от своего обещания, а твоя ярость не угаснет. Здесь твои эмоции слабее, это верно, но маска любовницы Гевула не даст тебе забыть о своей ненависти. Я же не позволю этому чувству управлять тобой. Ты должна управлять своими страстями, а не наоборот. Научишься этому здесь – и в мире живых твои силы умножатся. Понимаешь теперь?

Маюн понимала, и все же ей было страшно: что, если Ойру ошибается и гнев, дававший ей раньше столько сил, действительно утихнет? Что тогда произойдет? Она поставила на карту все, что у нее было, когда заключила договор с этим демоном, получив взамен ненависть и обещание мести. Если ее и этого лишат, у нее вовсе ничего не останется. Из красавицы она превратилась в чудовище, отца у нее больше нет, а душу она отдала на служение Кеосовому отродью – и ради чего?

Слова Ойру прозвучали как смертный приговор. Провести с ним целую жизнь? Ну уж нет, так долго она его попросту не вынесет – как только колдун ей надоест, она или сбежит, или прикончит его.

Впрочем… Ойру об этом знать необязательно. Хочет ее учить – пожалуйста, она с жадностью будет впитывать каждое его слово. До тех пор пока не узнает достаточно, чтобы выследить и убить Аннева самостоятельно.

– Сколько времени пройдет в моем мире, пока мы будем путешествовать по царству теней?

– Если ничто не нарушит моих планов, думаю, три месяца. Зависит от того, как быстро мы достигнем Реохт-на-Ска и как часто нам придется возвращать тебя в мир живых.

– Это еще зачем?

– Твоему телу мало одной лишь сомнумбры. Ты должна утолять жажду и голод, а значит – проливать кровь и забирать жизни, а здесь нет ни того ни другого. К тому же в мире физическом я смогу оценить, как далеко ты продвинулась в своем обучении.

На губах Маюн заиграла мрачная улыбка.

– Что ж, выбора у меня все равно нет, так что будь по-твоему. Только не вздумай меня обмануть. Я напьюсь крови Аннева до того, как в моем мире пройдет полгода. Его жизнь принадлежит мне, а ты обещал, что поможешь ее забрать.

– Так и будет. Свое слово я не нарушу. А теперь отрешись от эмоций. Сосредоточься, почувствуй себя в центре бушующего хаоса, но не позволяй ему к себе прикоснуться. – Черные глаза ассасина пристально смотрели на Маюн. – И помни: к следующей умбре мы должны собрать все свои силы… а потом начнется охота.

Охота. Наконец-то! Вот образ, который прост и понятен. Маюн закрыла глаза и погрузилась в медитацию.

Глава 39

За два дня занятий дионахи единогласно решили, что способностей к глифоречению у Аннева нет, и оставили его в покое. Лишь Тим и его супруга по-прежнему не сдавались: несмотря на то что телепата из Аннева тоже не вышло, они принялись учить его заглушать свои мысли, чтобы уберечь разум от постороннего вмешательства.

– Для этого необязательно быть дионахом, – объясняла Мисти. – Твой разум – это крепость, а люди, пытающиеся внушить тебе что-то, – крестьяне, вздумавшие взять ее штурмом. Они проникнут внутрь, только если ты им позволишь – если вдруг стены окажутся недостаточно защищенными или ты сам распахнешь ворота. Но даже в этом случае ты сможешь выдворить их, когда пожелаешь.

Аннев вертел в пальцах поджаристую круглую булочку.

– Не думаю, что пример подходящий.

– Отчего же?

– Человеческие мысли не стоят на месте, – произнес Аннев, глядя на Тима, который с громким хрустом грыз сочное яблоко. – Они вечно разбегаются. К тому же держать в голове сразу несколько мыслей не получается: сначала думаешь о чем-то одном, потом о другом, – вот и выходит, что весь замок охраняет один-единственный стражник.

– А он прав, – с набитым ртом произнес Тим. – Ты, Мисти, говоришь как призыватель бури, для тебя внушение мыслей – это вторжение в чертоги разума, но это, скорее, как… – Он замахал яблоком, пытаясь подыскать подходящее сравнение. – Как пытаться поймать на лету пьяную утку.

– Плохой пример, Тим. Очень плохой.

Дионах Маккланахан, напустив на себя наивно-удивленный вид, улыбнулся и открыл рот, чтобы снова укусить яблоко, но Мисти проворно выхватила фрукт у мужа из рук.

– У меня есть аналогия получше, – сказала она, показывая яблоко Анневу. – Представь себе, что Тим жует не яблоко, а мысль. И жует он ее очень громко – некоторые бы даже сказали, как невоспитанный мальчишка. – Она грозно взглянула на мужа. Тот, озорно сверкнув глазами, вытер рот рукавом и хмыкнул. – Однако если бы Тим захотел, то жевал бы потише и не привлекал к себе внимания.

Мисти вернула яблоко Тиму, и он почтительно склонил голову, признавая превосходство супруги по части удачных аналогий.

– Так, значит… защищать мысли – это как жевать с закрытым ртом.

Аннев отщипнул кусочек булочки и, сунув в рот, принялся тихо жевать. Тим кивнул.

– Есть еще один способ, – сказал он, вытирая липкие от сока пальцы о мантию. – Представь, что ты на приеме. Все едят, пьют, без умолку тараторят и пытаются друг друга перекричать. Шум стоит такой, что оглохнуть недолго. Ты и себя-то не слышишь, не то что соседа, который просит передать ему соль. Так вот, с разумом та же история. Можно окружить себя водоворотом всяческих мыслей – глупых, смешных, даже противоречивых, – и тогда любой, кто попытается проникнуть в твой разум, услышит лишь громкую бессвязную чушь.