Массена - [6]

Джек разинул рот.

Ревность — очень неприятное чувство. Ревнивцу кажется, будто его обокрали, надули, оставили в дураках… Удивительно сложное чувство!

Джек испытывал его сейчас во всей полноте. Что это за наглец ворвался у него на глазах к его Фата-Моргане? Джеку страстно хотелось вломиться в квартиру № 80 и применить к элегантному джентльмену приемы нью-йоркского бокса. Он пылал гневом. Но кабинка лифта неумолимо увлекала его вниз. А когда Джек очутился внизу, он немного уже остыл.

Кто бы это был?

Может быть, это брат миссис Шельдон? Или дядя? Ведь Джек ничего не знает о родственных связях Фата-Морганы. Да и вообще ничего о ней не знает, кроме тех отрывочных сведений, которые он приобрел во время кратковременного и довольно предосудительного знакомства с этой женщиной…

На улице у подъезда стоял роскошный автомобиль. Швейцар подобострастно разговаривал с важным шофером. Джек подождал окончания разговора и равнодушным тоном осведомился у швейцара, чей это автомобиль.

Швейцар весь сиял, словно сподобился какой-то неизреченной благодати:

— Помилуйте! Этот автомобиль известен всему Нью-Йорку!

— Но кто же на нем приехал? — настаивал Джек.

Швейцар весь расплылся в широчайшую улыбку:

— Сэр Джон Пирпонт Морган…

У Джека мелькнула мысль: «Родственник! Я так и думал! Она урожденная Фата-Моргана».

И он было успокоился. Но швейцар тут же разрушил его спокойствие.

Он наклонился к Джеку и заговорил конфиденциальным тоном:

— К своей душеньке приехал! В четвертом этаже!

— В той квартире, где прежде жил профессор Коллинс? — спросил Джек подавленным голосом.

— Вот, вот! Разве вы ее знаете?..

В тенистом парке, вдали от шума громадного города, имеется много скамеек. Все эти скамейки могли бы многое рассказать, потому что на них сидят и думают о своей жизни усталые люди. Они уходят от измучившего их города в здешнюю тишину, к этим скамейкам, и раздумывают о своем горе…

На одной из этих скамеек, хорошо знакомый с человеческим горем, сидел сейчас Джек.

Ему нужно было уже давно уехать в Вашингтон. И он мог уехать, у него были деньги.

Но вот эти-то самые деньги и помешали сейчас его отъезду.

Это были деньги миллиардера Моргана. Джек достоверно знал это.

Трижды проклятые деньги! Недоставало того, чтобы еще… и Джек попал на содержание к этому денежному тузу, хотя бы и косвенно. Коварная Фата-Моргана! Вот какими деньгами она облагодетельствовала Джека.

Нет! Прочь эту мерзость!

Джек вынул из кармана пачку банкнот и швырнул ее брезгливо в сторону. И, подперев голову руками, остался сидеть в апатичной позе, в отвратительнейшем настроении.

Деньги лежали на дорожке и словно недоумевали: зачем они попали сюда? Джек смотрел на них и думал: «И черт с ними!» Напротив него на скамье сидел мужчина с газетой в руках. Он, по-видимому, заметил выходку Джека.

Через несколько минут в аллее показался бедно одетый прохожий. Он шел, покачиваясь и, очевидно, был немного навеселе. Поравнявшись со скамейкой Джека, он заметил на дороге пачку кредиток и остановился в недоумении. Он заметил, что Джек в упор смотрит на него.

— Сэр, это не вы обронили деньги? — спросил он.

— Я! — спокойно ответил Джек.

— Возьмите же их!

— Не желаю!

— Как странно! Почему?

— Потому что они жгут мне руки!

— А интересно знать, как они подействуют на мои руки?

— Попробуйте!

Прохожий не без труда наклонился и подобрал кредитки.

— А меня они, знаете, нисколько не жгут! — промолвил он, лукаво ухмыляясь. — Могу совершенно свободно держать их в руке.

Незнакомец положил кредитки в карман. Он с натянутым видом повертелся перед Джеком (по-видимому, он немного опасался, не ловушка ли это?) и промолвил, усмехаясь:

— А что вы скажете, если я сейчас пойду домой?

Джек произнес серьезным тоном, налегая на каждое слово:

— Вот что, товарищ! Это деньги Джона Пирпонта Моргана, эксплуататора рабочих. Они нажиты кровью и потом таких бедняков, как вы. Если хотите, возьмите их себе. Они гораздо больше ваши, чем моргановские.

— О, благодарю! — пробормотал незнакомец и удалился с растерянно-недоумевающим видом, все время оглядываясь по сторонам.

Джек все сидел на скамейке. В Вашингтон было уже невозможно ехать: у него снова не было ни гроша.

Он машинально начертил на песке тросточкой свою фамилию: Швинд.

Мужчина, сидевший на противоположной скамье, сложил газету, сунул ее в карман и пересел к Джеку.

— Это ваша фамилия? — спросил он, указывая на песок.

— Да, моя!

— Вы немец?

— Мой отец был немец.

Молчание. Джек сидел, не шевелясь и опустив голову на руки.

— Я видел, что вы сделали, и слышал ваш разговор, — продолжал собеседник Джека. — Жаль, что деньги попали этому бродяге: он их пропьет. Но дело не в этом. Вы-то сами уж очень меня заинтересовали!..

Опять наступило молчание.

— Скажите мне, товарищ, кто вы и что вы намерены делать?

Незнакомец взял Джека под локоть.

— Зачем вам это? — пробормотал Джек.

— Видите ли, это долго объяснять, но суть в том, что вы, как мне кажется, очень подходите для одного дела. Скажите, вы связаны здесь чем-нибудь? Какой-нибудь службой, например?

— Ровно ничем! Я даже хотел сегодня ехать в Вашингтон.

Незнакомец как будто удивился.

— Вот как? В Вашингтон? Превосходно! Так вот что, товарищ! Я не буду вам насильно ничего навязывать. Но раз вы все равно собирались туда ехать, то поезжайте. Я тоже еду туда, и мы там, может быть, столкуемся насчет одного дела. Поедемте сегодня же!