Массада больше не падет! - [6]

— …Что ты там так разглядываешь? — Эфраим Бен-Леви хлопнул по плечу лучника Алона. — Что ты можешь разглядеть в такой темноте, друг мой?

Вместо ответа Алон протянул над бруствером стены руку и молча указал на костры, яркими звездочками сиявшие в лагере легионеров:

— Вот они — звезды, предвещающие нашу погибель… — он тяжело вздохнул.

— Алон, если бы я знал тебя хуже, я бы сказал, что ты трусишь… — Эфраим усмехнулся и, бестрепетно глядя в исказившееся гневом лицо стрелка, продолжал — Но я знаю тебя слишком хорошо, чтобы не поверить в такое. Так что же с тобой случилось, мой верный друг?

С тех пор, как возглавлявший оборону Массады Элиэзер Бен-Яир погиб от случайного ядра римского онагра, Эфраим Бен-Леви взял на себя обязанности командира. И одним из главных моментов обороны почитал он боевой дух бойцов, дабы при отражении очередного приступа все действовали как один человек, железный телом и стальной духом…

— Прости меня, Эфраим, но я подумал: погибнем мы — что останется от свободы Израиля?

Алон вдруг натянул свой лук и пустил стрелу куда-то в темноту. Оттуда раздался крик, свидетельствовавший, что острота зрения лучника не ослабела за долгие месяцы осады. Эфраим восхищенно цокнул языком, воин смущенно потупился, но через мгновение снова посмотрел прямо в глаза своему командиру:

— Скажи мне: для чего мы здесь? Твой брат, почтенный Иосав Бен-Леви, говорит нам: «Мы служим лишь Богу! Мы не подчиняемся никому, кроме Бога!» Но разве это правда? Разве не подчинялись мы нашим царям: Шаулю, Давиду, Шломо? Разве мы не подчинялись Бен-Яиру, а теперь не подчиняемся ли мы тебе? А ведь ты — не Бог!

— Ты хочешь сдаться, Алон? — спросил Эфраим. — Если ты хочешь сдаться, я скажу тебе: «Алон, возьми жену и дочерей своих и иди». Я велю открыть ворота, и никто не пустит тебе стрелу или камень в спину.

— Ты не понял меня, — грустно сказал Алон. — Я не пойду сдаваться, ибо не желаю увидеть в конце своей жизни бесчестье жены моей и дочерей моих. Я не склоню свою шею под рабское ярмо ромеев. Но я спрашиваю тебя, Эфраим: где Бог? Почему он — тот, что вывел Мойше и весь народ наш из земли фараоновой, — почему он не заступится за нас ныне? Зачем ему нужна смерть моих дочерей — этих голубиц? Или, — тут лучник понизил голос до шепота, — может быть, он слабее римских богов? Их много, а он один?

Эфраим молчал. Затем он хлопнул себя ладонью по колену:

— Я схожу и спрошу брата. Я задам ему твои вопросы, — тут он сделал успокаивающий жест, — само собой, не называя, твоего имени. Я сам не прочь бы узнать: сколь долго еще будет Бог испытывать нас?..

… В крепостной синагоге горели светильники и Иосав Бен-Леви — раввин Массады — читал Тору. Несмотря на поздний час в синагоге было много народу: дети, старики и женщины — те, что не заняты были на кухне и не ухаживали за раненными.

— Послушай, брат! — голос Эфраима прервал монотонный голос Иосава, и загремел подобно трубам под сводами синагоги. — Воины мои спрашивают: доколе еще Бог желает испытывать нас? Если ему нужна наша смерть, почему он просто не скажет нам: «Умрите, дети Израиля!» Тогда мы изберем по жребию тех, кто приведет Его приговор в исполнение, и не запятнаем себя грехом самоубийства. Но ответь нам: за что Бог так благосклонен к ромеям?

В синагоге наступила такая тишина, что было слышно, как журчит вода в микве[16]. Иосав Бен-Леви встал, выпрямился и грозно посмотрел в лицо младшего брата. И так грозен и суров был этот взгляд, что многие содрогнулись, а женщины поспешили укрыть детей, дабы не видеть им такого взгляда.

Но Эфраим Бен-Леви бестрепетно встретил этот взор, и так прямо и открыто смотрел он, что старший брат смутился и опустил глаза.

— Чего же хотите ты и твои воины Эфраим? — спросил Иосав. — Ужели ждете вы, что Господь явит ромеям свою мощь, как явил ее фараоновым ратям? Но дай спрошу: кто из вас Моше? Кто мнит себя равным ему?

Эфраим смешался было, но тут же нашел ответ:

— Я скажу тебе, брат, чего мы хотим. Мы хотим продолжать битву с ромеями. Мы хотим, чтобы свобода Израиля не погибла вместе с нами. Мы не просим у Бога помощи в бою, мы не просим у Него сонмы ангелов нам в поддержку, но мы молим Его позволить нам сражаться с нашими врагами за весь народ Израиля. И я хочу сказать тебе, брат: сейчас не время для славословий и псалмов, сейчас время для просить, даже требовать! Требуй, как требовал Шломо. Пусть нам позволено будет и дальше сражаться! Ибо ничего мы не жаждем так, как битвы за нашу свободу и за наш народ!

Иосав кивнул, и обратился лицом туда, где горел семирожковый светильник. Склонил голову и воззвал:

— Господи! Бог народа Израиля! К тебе взываем мы, последние сыны и дочери его!..

Эфраим слушал молитву брата, но в душе его была пустота. За три долгих года осады, он почти разуверился в боге и уже не помышлял ни о каких чудесах… Все это время он только сражался, убивал, снова сражался и снова убивал. И снова убивал. И опять убивал. Какие уж тут чудеса? А потому, когда прямо над алтарем исчезла стена синагоги, и распахнулось затянутое клубящейся тьмой НЕЧТО, он сперва не понял, что произошло. И лишь голос брата вывел его из оцепенения: