Да и по ком твоя душа
Уж так смертельно заболела,
Ее вчера я рассмотрела
Совсем, совсем нехороша!
- Она так говорит, конечно, из ревности! - заметила Катрин.
- Вероятно! - согласился Ченцов.
- Ревность, я думаю, ужасное чувство!
Произнося последние слова, Катрин как бы невольно взглянула на Людмилу.
- Еще бы! - подхватил Ченцов и переменил разговор. - Вы вот поете хорошо, - начал он.
- А вы находите это? - спросила с вспыхнувшим от удовольствия взором Катрин.
- Нахожу, и главное: с чувством, с душой, как говорится...
Катрин несколько стыдливо потупила глаза.
- А знаете ли вы этот романс, - продолжал Ченцов, видимо, решившийся окончательно отуманить свою даму, - как его?..
Она безгрешных сновидений
Тебе на ложе не пошлет
И для небес, как добрый гений.
Твоей души не сбережет!
Вглядись в пронзительные очи
Не небом светятся они!..
В них есть неправедные ночи,
В них есть мучительные сны!
Цель была достигнута: Катрин все это стихотворение от первого до последнего слова приняла на свой счет и даже выражения: "неправедные ночи" и "мучительные сны". Радость ее при этом была так велика, что она не в состоянии была даже скрыть того и, обернувшись к Ченцову, проговорила:
- Отчего вы никогда не приедете к нам обедать?.. На целый бы день?.. Я бы вам, если хотите, спела.
- Но я боюсь, что ваш батюшка обыграет меня в карты! - объяснил Ченцов.
- О, я не позволю даже ему сесть за карты!.. - воскликнула Катрин. Приедете?
- Приеду! - отвечал Ченцов.
Марфин и Людмила тоже начали свой разговор с Юлии Матвеевны, но только совершенно в ином роде.
- Мать ваша, - заговорил он, - меня серьезно начинает беспокоить: она стареется и разрушается с каждым часом.
- Ах, да! - подхватила Людмила. - С ней все истерики... Сегодня два раза за доктором посылали... Так это скучно, ей-богу!
Марфин нахмурился.
- Не ропщите!.. Всякая хорошая женщина прежде всего не должна быть дурной дочерью! - проговорил он своей скороговоркой.
- Но неужели же я дурная дочь? - произнесла чувствительным голосом Людмила.
- Нет! - успокоил ее Марфин. - И я сказал это к тому, что если хоть малейшее зернышко есть чего-нибудь подобного в вашей душе, то надобно поспешить его выкинуть, а то оно произрастет и, пожалуй, даст плоды.
Людмила, кажется, и не расслушала Марфина, потому что в это время как бы с некоторым недоумением глядела на Ченцова и на Катрин, и чем оживленнее промеж них шла беседа, тем недоумение это увеличивалось в ней. Марфин, между тем, будучи весь охвачен и ослеплен сияющей, как всегда ему это казалось, красотой Людмилы, продолжал свое:
- Ваше сердце так еще чисто, как tabula rasa[133], и вы можете писать на нем вашей волей все, что захотите!.. У каждого человека три предмета, достойные любви: бог, ближний и он сам! Для бога он должен иметь сердце благоговейное; для ближнего - сердце нежной матери; для самого себя - сердце строгого судьи!
Людмила при словах Егора Егорыча касательно совершенной чистоты ее сердца потупилась, как будто бы втайне она сознавала, что там не совсем было без пятнышка...
- В молодом возрасте, - толковал Марфин далее, - когда еще не налегли на нашу душу слои предрассудочных понятий, порочных привычек, ожесточения или упадка духа от неудач в жизни, - каждому легко наблюдать свой темперамент!
- А я вот до сих пор не знаю моего темперамента, - перебила его Людмила.
- Зато другие, кто внимательно за вами наблюдал, знают его и почти безошибочно могут сказать, в чем состоят его главные наклонности! - возразил ей Марфин.
- В чем же они состоят? Скажите!.. Я знаю, что вы наблюдали за мной!.. - произнесла не без некоторого кокетства Людмила.
Марфин потер себе лоб.
- У вас, - начал он после короткого молчания, - наипаче всего развита фантазия; вы гораздо более способны прозревать и творить в области духа, чем в области видимого мира; вы не склонны ни к домовитости, ни к хозяйству, ни к рукодельям.
- Ах, я ничего этого не умею, ничего! - призналась Людмила.
Марфин самодовольно улыбнулся и, гордо приосанившись, проговорил:
- Угадал поэтому я, но не печальтесь о том... Припомните слова спасителя: "Мария же благую часть избра, яже не отымется от нея".
То, что он был хоть и совершенно идеально, но при всем том почти безумно влюблен в Людмилу, догадывались все, не выключая и старухи-адмиральши. Людмила тоже ведала о страсти к ней Марфина, хотя он никогда ни одним звуком не намекнул ей об этом. Но зато Ченцов по этому поводу беспрестанно подтрунивал над ней и доводил ее иногда чуть не до слез. Видя в настоящую минуту, что он уж чересчур любезничает с Катрин Крапчик, Людмила, кажется, назло ему, решилась сама быть более обыкновенного любезною с Марфиным.
- А скажите, что вот это такое? - заговорила она с ним ласковым голосом. - Я иногда, когда смотрюсь в зеркало, вдруг точно не узнаю себя и спрашиваю: кто же это там, - я или не я? И так мне сделается страшно, что я убегу от зеркала и целый день уж больше не загляну в него.
Марфин приподнял кверху свои голубые глаза.
- Это означает, - начал он докторальным тоном, - что в эти минуты душа ваша отделяется от вашего тела и, если можно так выразиться, наблюдает его издали и спрашивает самое себя: что это такое?
