Масоны - [265]

- Пожалуй, что и так! - отвечал тот.

При подобном разговоре Муза Николаевна, разумеется, могла только краснеть.

Невдолге после того для упомянутого мною швейцара выпало опять щекотливое объяснение с одним из незнакомых ему посетителей, который, пожалуй бы, и не простому солдату мог внушить недоумение. Во-первых, это был как бы монах, в скуфье и в одном подряснике, перетянутом широким кожаным поясом; его значительно поседевшие волосы были, видимо, недавно стрижены и не вполне еще отросли, и вместе с тем на шее у него висел орден Станислава, а на груди красовались Анна и две медали, турецкой и польской кампаний. Подозрительный страж предположил, что это был какой-нибудь мошенник и нарочно так нарядился, а потому он спросил этого странного посетителя по своей манере довольно грубо:

- Кто вы такой и что вам надо?

- Я миссионер и желаю видеть господина Лябьева, - отвечал (читатель, конечно, уже догадался) Аггей Никитич.

Солдат пришел в окончательное недоумение: пустить или прогнать этого барина?

- Да вы из полковых дьячков, что ли? - придумал он спросить.

- Вроде того; я имею письмо к господину Лябьеву от его превосходительства Александра Яковлевича Углакова.

Как только услышал солдат о письме, так, даже не обратив внимания на то, что оно было от какого-то его превосходительства, не пустил бы, вероятно, Аггея Никитича; но в это время вышел из своей квартиры Аркадий Михайлыч, собравшийся куда-то уходить, что увидав, солдат радостным голосом воскликнул:

- Да вон он, господин Лябьев!.. К вам опять какой-то пришел, присовокупил он сему последнему.

Аггей Никитич поспешил уже не по-светски, а по-монашески поклониться Лябьеву, которого поклон этот и вообще вся наружность Аггея Никитича тоже удивили.

- Я знакомый человек Егора Егорыча, облагодетельствованный им, и меня прислал к вам, как к ближайшим родственникам Егора Егорыча, Александр Яковлич Углаков.

С этими словами Аггей Никитич вручил Лябьеву письмо от Углакова, пробежав которое тот с заметною аттенцией просил Аггея Никитича пожаловать наверх, а вместе с тем и сам с ним воротился назад. Видевший все это унтер-офицер решил в мыслях своих, что это, должно быть, не дьячок, а священник полковой.

Введя Аггея Никитича в свою квартиру, Лябьев прямо провел его к Музе Николаевне и объяснил ей, что это господин Зверев, друг Егора Егорыча.

- Monsieur Зверев? - переспросила Муза Николаевна, припомнившая множество рассказов Сусанны Николаевны о том, как некто Зверев, хоть и недальний, но добрый карабинерный офицер, был влюблен в Людмилу и как потом все стремился сделаться масоном.

- Очень рада с вами познакомиться! - произнесла она. - Я так много слышала о вас хорошего! - заключила она, с любопытством осматривая странную одежду Аггея Никитича, который ей поклонился тоже смиренно и по-монашески.

Лябьев между тем, взглянув на часы, проговорил:

- Вы меня извините, я должен уехать: у нас сегодня музыкальный вечер!

Тогда Аггей Никитич обратился к Музе Николаевне:

- Вы позволите мне остаться у вас на несколько минут, - проговорил он.

- Ах, пожалуйста! - подхватила Муза Николаевна.

Лябьев после того скоро уехал.

- Отчего я вас вижу в монашеской одежде? Вы, мне говорили, прежде были военный? - спросила Муза Николаевна своего гостя.

Аггей Никитич при этом поник еще ниже и без того уже потупленной головой своей.

- Был-с я и военный, - начал он повествовать свою историю, - был потом и штатским чиновником, а теперь стал по моим душевным горестям полумонахом и поступил в миссионеры.

- Скажите, вы хорошо были знакомы с моей матерью и сестрами, когда они жили в Москве?

- Имел это счастие, только, к сожалению, недолго им пользовался; когда этот удар разразился над вашим семейством, я чуть не умер с отчаяния и сожалею даже, что не умер!..

При этих словах у Аггея Никитича навернулись на глазах слезы.

Муза Николаевна догадывалась, на что намекал Аггей Никитич; но, не желая, чтобы упомянуто было имя Людмилы, переменила разговор на другое.

- Вы женаты, однако? - спросила она.

Этот вопрос чувствительно уколол Аггея Никитича.

- Я женат единственно по своей глупости и по хитрости женской, - сказал он с ударением. - Я, как вам докладывал, едва не умер, и меня бы, вероятно, отправили в госпиталь; но тут явилась на помощь мне одна благодетельная особа, в доме которой жила ваша матушка. Особа эта начала ходить за мной, я не говорю уж, как сестра или мать, но как сиделка, как служанка самая усердная. Согласитесь, что я должен был оценить это.

- Конечно! - согласилась Муза Николаевна.

- Ну, а тут вышел такой случай: после болезни я сделался религиозен, и Егор Егорыч произвел на меня очень сильное впечатление своими наставлениями и своим вероучением.

- Но вы знаете ли, что Егор Егорыч помер? - перебила Аггея Никитича Муза Николаевна.

- Знаю-с, несколько еще дней тому назад я услыхал об этом от Александра Яковлевича Углакова, который, собственно, и прислал меня спросить вас, известно ли вам это?

- Но от кого Александр Яковлевич мог узнать о том? - недоумевала Муза Николаевна. - Может быть, Сусанна писала ему?