Того отци попы, чернци, не минули шляху,
Филосопы, крутопопы набирались страху.
Черноморская «вирша» Потемкину.
Недавно в Локащинском погосте, близ Полтавы, скончался скромный литературный труженик и всякого почтения достойный человек, Иван Данилович Павловский. Он был большой любитель церковной истории и тщательный собиратель исторического материала, какой только попадался ему под руку. Перед последним отъездом своим из Петербурга в Малороссию, куда Павловский отправлялся уже без надежды на выздоровление, он оставил мне «охапку шпаргалов», собранных им где-то в Полтаве, и просил со временем разобрать эти бумаги и не дать затеряться в безвестности тому, что в них может оказаться достойного общественного внимания, а «наипаче любителей русской церковной истории».
Исполняя просьбу моего покойного приятеля, я пересмотрел «охапку» и нашел в числе переданных мне бумаг немало любопытного, хотя это все по преимуществу клочья и отрывки, касающиеся очень разнообразных предметов. Самое цельное составляют листы, очевидно вырванные из переплетенной копийной книги, в которую полностью вписывались указы, полученные полтавским «всечестным протопопом Евстафием Могилянским из киевской митрополии». Указы обнимают время с 1743 по 1780 год, т. е. всего кряду тридцать семь лет весьма интересной в жизни России эпохи XVIII столетия, и любопытны не менее, например, чем краткие выборки из «Книнской судебной книги», сохраненной киевским профессором Антоновичем и отпечатанные в «Киевскои старине», или «Известия об излишних монахах», выводимые в том же издании профессором киевск. дух. академии Ф. Терновским. Все указы названной версии помечены на маржах кратко словом «о сиску», т. е. о розыске беглых людей, или, как они в самых указах названы, «бродяг духовного чина». Пометы эти, вероятно, сделаны рукою самого «всечестного протопопа Евстафия», а может быть и чьею другою, но это, впрочем, не важно.
Бумага толстая, сине-серая и значительно обветшалая, чернила порыжелые, почерка, главным образом, два, – оба составляют переходную манеру от полоустава к скорописи. Один довольно красив, оба нечетки.
Я подобрал цельные указы «о сиску» и уцелевшие обрывки по годам и делаю из них выписки в хронологическом порядке, дабы можно было наглядно себе представить, как шло и развивалось в духовном чине такое любопытное явление, как бродяжество, составляющее весьма характерную черту того времени, когда было «строго и благочестиво». Текста самых указов я не привожу, потому что он не представляет ничего интересного.
Обыкновенные духовно-канцелярские вступления по одной формуле, а потом поименование беглецов с указанием их примет и времени их побега, а в конце предписание «всечестному протопопу смотреть тех беглецов накрепко и, заковав в кандалы или забив в колодки, посылать их туда, откуда они бежали, – или же в консистории, а иногда и в святейший синод».
Я выписываю из указов «о сиску» только имена, сан и приметы лиц духовного чина, которые пронесли в своей жизни крест добровольного скитальчества и тревожили свое начальство, пускаясь бродяжить. При этом я отмечаю, где есть след, – при каких обстоятельствах произошел побег и какого возраста были эти искатели приключений в ту пору, когда они решились предпочесть мирную жизнь святых обителей случайностям увлекательной, но тревожной жизни бродяг. Кроме того, присовокупляю более или менее интересно определяемые приметы, по коим духовных бродяг надлежало «смотреть накрепко, ловить и заковывать». Мне кажется, что более подробные выдержки из указов «о сиску» были бы утомительны и неинтересны, а то, что я извлекаю и записываю, по моему мнению, непременно должно составить живой интерес для всякого любителя исторической правды, которую постоянно есть охотники затемнять предосудительною и вредною тенденциозною лживостью. Так как это злое настроение в наши дни особенно ожесточилось и появляется много писаний, авторы которых беззастенчиво стремятся ввести мало знающих историю людей в заблуждение, представляя им былое время и былые порядки в ложном свете, дабы таким образом показать старину, как время счастливое и прекрасное, к какому, будто бы, следует желать возвратиться, то и со стороны людей, уважающих истину, имеющую свою цену «на каждом месте и о каждой добе», должно быть представляемо общественному вниманию, какие явления имели для себя место во времена былые.
Известия о «бродягах духовного чина» показывают такие черты клировых нравов русской церкви, которые, кажется, должны и могут служить убеждениям, совершенно противоположным с теми, какие внушают люди, слепо пристрастные к «святой» старине и, может быть, недостаточно основательные в своих стремлениях повернуть неудержимое течение жизни к порядкам старой и слишком скоро позабытой, но нимало не лучшей поры.
Хотя известия «о бродягах духовного чина» здесь подаются в случайном и, конечно, крайне ограниченном размере и, разумеется, составляют, вероятно, только самую незначительную долю всей группы случаев этого рода, – однако, тем не менее, и по такой малой доле читатель будет в состоянии себе представить настоящие, а не поддельные и притом весьма яркие картины былого.
