Маска красной смерти - [14]

Но не всерьез.

Эйприл и я шутили о летучих мышах прошлой ночью. Слишком уж интересное совпадение... хотя, отец спас человечество, а собственного сына — нет. Я не исключаю совпадений. Отвратительная, причиняющая боль ирония.

— Мама...

— В ее карете были клочья волос. Ты знаешь, люди говорят... летучим мышам нравятся волосы...

Говорят, если у тебя идеальная прическа, тебя атакуют летучие мыши. Я всегда завидовала прекрасным волосам Эйприл.

— По крайней мере, ты не была с ней.

— Да. Я такая счастливица! — на это раз мама слышит подтекст и вздрагивает. Она тоже чувствует себя виноватой за то, что выжила сама, или просто ненавидит дочь, которая выжила?

Я стою только благодаря опоре в виде спинки софы. Обезнадеженные массы смотрят на нас, когда мы проезжаем мимо в клуб Разврата. Иногда у них находятся силы, чтобы кричать на нас и трясти кулаками. Кто сказал, что они не могли напасть на Эйприл, богатую девочку в замысловатой карете? Возможно, она была пьяна. Я помню темные фигуры, которые материализовалась между зданиями, пока молодая мать не желала отдавать тело своего ребенка. А еще камень, который был брошен словно из ниоткуда.

И там был парень с голубыми тенями. Что было в тех стаканах, которые он повсюду раздавал? Он накачал Эйприл? Я почувствовала дурноту. Он накачал меня?

— Где нашли карету? — спрашиваю я.

— Рядом с клубом, который принадлежит ее дяде, — мама посылает мне многозначительный взгляд. Она слишком леди, чтобы использовать такое слово как «разврат».

Я могла потерять Эйприл точно так же, как и Финна. Внезапно я слабею и радуюсь, что держусь за спинку софы.

— Ты бледная. Мне передать поварихе, чтобы она тебе что-нибудь приготовила? — мама кладет руку на мое плечо. Видимо, она будет меня трогать, даже если я рухну на пол.

Повариха... Уилл и дети съели свои последние яблоки, прежде чем мы ушли. В данный момент я не могу сделать ничего, чтобы помочь Эйприл, но я могу помочь Уиллу. Наша повариха будет счастлива, приготовить что-нибудь, она считает, что мы не ценим ее еду, пока у одного из нас не появляется дополнительный аппетит.

— Я рада, что ты дома, — мать не смотрит на меня. Я ей верю, но также знаю, что, как и я, она была бы счастливее, если бы здесь был Финн.

Она бы выменяла своего живого ребенка на умершего за один удар сердца.

— Мне нужны деньги на маску, — говорю я. — Курьер вернулся?

— Еще нет. Мать Эйприл заняла его. Она послала собственного во все места, куда Эйприл обычно ходит, и нашего — проверять повозки, на всякий случай.

Слишком много смертей, чтобы позволить каждому привилегию идентифицировать собственных близких. Люди умирают, и их увозят.

Она не может на меня смотреть. Постоянное напоминание в виде труповозки является той причиной, по которой она редко покидает наши апартаменты.

Мама дает мне сумку, наполненную тяжелыми монетами.

Я присаживаюсь, так как ноги дрожат. Я никогда не позволяла себе беспокоиться о легкомысленной Эйприл с ее серебряными тенями и злым юмором.

Я роняю сумку с монетами на стол, и этим сталкиваю книгу стихов на пол. Из нее выпадает кусочек бумаги.

«Встреть меня в саду в полночь»— написано там.

Глава 6

В саду?

В полночь?

Бросаю взгляд на нижнюю часть записки. Потом вглядываюсь сквозь внутренние окна в заросший сад, пытаясь игнорировать неприятное чувство, что за мной наблюдают.

Пробегаю руками по царапинам кожаной обложки книги. Она принадлежала кому-то еще. Означает ли это, что сообщение тоже принадлежало кому-то другому? А если тот, кто должен был откликнуться на послание уже встретился в полночь в саду с тем, кто писал записку? Возможно, это произошло годы назад, и оба участника уже мертвы.

Хотелось бы, чтобы сообщение было от Уилла, но он всегда работает в полночь.

Могла ли Эйприл оставить мне сообщение? Я смотрю на рукописный текст, но он бездушный и не распознаваемый.

Я подхожу к внутреннему окну. В грязи замечаю нечто, что может быть частью следа. Но ты никогда не увидишь этого, если не ожидаешь увидеть.

Перемещаюсь по пентхаусу, пробегаю пальцами по стеклу. Окна не открываются. А дверь в сад заложена кирпичом.

Проходит час. Я жду. Мама стучит в мою дверь, прежде чем отправиться спать.

— Они могут ее найти, Аравия, — то, как она это произносит, только усугубляет мои страхи. Я дотрагиваюсь до клочка бумаги, надеясь, что он что-то значит. Я слышу, как мама вздыхает и идет через холл в свою комнату.

Нетерпеливо смотрю на часы, и, наконец, выскальзываю из апартаментов.

Если вход в сад не на нашем уровне, значит, он может быть выше или ниже. На крыше есть терраса, и я достаточно часто бывала там, пока доступ туда еще был, чтобы знать — люков там нет.

Хотя я никогда не была на этажах ниже нашего. Лифтер в гладкой белой маске всегда отправляет на самый верхний. Но здесь есть и лестницы.

Наш холл освещается мерцающими газовыми лампами, но они слишком слабые, чтобы разогнать мрак, а лестница в конце холла и вовсе не освещена. Я осторожно спускаюсь, осторожно ставя одну ногу перед другой, и держась одной рукой за стену.

В коридоре множество дверей. Должно быть, эти покои значительно меньше пентхаусов над ними. Я осторожно открываю каждую дверь, чтобы не потревожить жителей, но почти в самом конце холла роняю стул, очевидно, поставленный здесь для курьера, и он падает на пол с грохотом, а затем ударяется о стену.