Маска Димитриоса - [9]
— Выходит, вы эти бумаги просто подделали?
— Je ne suis pas un faussaire[5], — сказал он и, выпрямившись, в кресле, погрозил Латимеру пальцем. — Этот тип появился здесь три месяца назад. Дав огромную взятку, — тут Мышкин опять погрозил кому-то пальцем, — да-да, огромную взятку, он получил право посмотреть в полицейских архивах все, что касается убийства Шолема. Так как материалы дела были написаны по-арабски, он их сфотографировал и затем отдал мне, чтобы я их перевёл. Конечно, он взял обратно фотокопии, но я зато оставил у себя экземпляр перевода. Теперь вы понимаете, как я надул вас? Я взял с вас лишних пятьдесят пиастров. Тьфу! А ведь мог бы спросить с вас и пятьсот, и вы бы все равно заплатили. Вот какой я добрый.
— Зачем это ему было нужно?
— Не люблю совать свой нос в такие дела. Не моё собачье дело, — сказал он мрачно.
— А как он выглядел?
— Как обыкновенный француз.
Голова Мышкина свесилась на грудь. Минуты через две он поднял голову и, как баран, уставился на Латимера. Лицо Мышкина приобрело синюшный оттенок, и Латимер подумал, что его сейчас вырвет.
— Je ne suis pas un faussaire, — пробормотал он, — триста пиастров дешевле дерьма!
Пошатываясь, он встал из-за стола.
— Excusez moi[6], — сказал он и чуть не бегом поспешил в туалет.
Подождав немного, Латимер уплатил по счёту и пошёл посмотреть, где Мышкин. Оказалось, что из туалета можно выйти другим путём. Латимер вернулся в отель.
С балкона его номера открывался вид на залив и холмы. Латимер курил последнюю сигарету перед сном и, наверное, в сотый раз спрашивал себя: кто был тот француз, и зачем ему понадобилось дело об убийстве Шолема? Пожав плечами, он бросил сигарету. В конце концов не пора ли оставить эту глупую затею с биографией Димитриоса?!
Мистер Питерс
На другой день после встречи с Мышкиным Латимер сел за стол и, взяв карандаш, попытался наметить этапы предполагаемого расследования. Вот какая таблица у него получалась:
Теперь стало ясно, с чего надо начинать. Если Димитриос бежал из Смирны на греческом корабле, то прибыл либо в Пирей, либо в Афины. Из Афин он мог попасть в Софию либо по железной дороге через Салоники, либо морем приплыть в Бургас или Варну, а уж оттуда — в Софию. При этом нельзя, конечно, было миновать Стамбул. Но поскольку Стамбул был оккупирован войсками Антанты, ему здесь ничего не угрожало. Оставался «один важный вопрос: что привело его в Софию?
Итак, логика расследования подсказывала, что надо ехать в Афины. Он отдавал себе отчёт в том, что будет трудно обнаружить следы Димитриоса среди десятков тысяч беженцев. Прошло почти двадцать лет, вероятно, многие записи не уцелели. А может быть, их и вовсе не было. Но если только списки беженцев сохранились, то, воспользовавшись помощью своих влиятельных друзей, он, конечно, получил бы к ним доступ.
Из Смирны в Пирей раз в неделю отправлялся пароход. На другой день Латимер отплыл на нем в Грецию.
В течение сентября и октября 1922 года в Грецию бежало восемьсот тысяч человек. Палубы и трюмы были битком набиты несчастными людьми, оборванными и не евшими уже много дней. У некоторых из них на руках были мёртвые дети. Начались эпидемии тифа и оспы.
Истощённая войной страна испытывала недостаток продовольствия и медикаментов и мало чем могла помочь беженцам. Для них организовали специальные лагеря, смертность в которых была просто ужасающей. А тут наступила зима, и люди теперь гибли ещё и от холода. Четвёртая ассамблея Лиги наций на своей сессии в Женеве проголосовала за то, чтобы выделить Организации спасения, возглавляемой Нансеном, пятьсот тысяч золотых франков для немедленной помощи греческим беженцам. Были организованы посёлки, в которых беженцев снабжали продовольствием, медикаментами и одеждой. Эпидемии полностью прекратились. Впервые за всю историю человечества разум и добрая воля помогли остановить страшное бедствие. Казалось, что животное вида Homo sapiens наконец-то задумалось над тем, что такое совесть, и хоть в какой-то мере приблизилось к идеалам гуманизма.
Все это и ещё многое другое рассказал Латимеру его приятель Сиантос в Афинах. Правда, услышав, что Латимер интересуется беженцами, Сиантос сморщил губы.
— Список тех, кто прибыл сюда из Смирны? Довольно трудная задачка. Если б вы видели, что тут тогда делалось… Их было так много, и все в таком ужасном виде… А зачем вам это нужно?
Латимер подумал, что этот вопрос будет постоянно преследовать его. Признаваться, что его заинтересовала судьба преступника, ему, откровенно говоря, очень не хотелось. Несомненно, последовали бы сомнения в выполнимости поставленной задачи; у него самого их было в избытке. Та мысль, что появилась у него в стамбульском морге, иногда казалась ему просто абсурдной. И потому он избрал тактику увёрток от существа дела.
— Мне это нужно для моей новой книги. Вы ведь знаете, как важны подробности. Я хочу проверить, можно ли отыскать следы человека через такой большой промежуток времени.
Сиантос сказал, что теперь ему все стало ясно, а Латимер с грустью подумал: писателям прощают всякого рода экстравагантности. Но это вряд ли характеризует их как людей разумных.
