mASIAfucker - [19]

Над тандуром висела вывеска «Ход-Док». Я даже не сразу понял, что имеется в виду.

Мы отыскали место в тени и закурили. Абдула-Умар смотрел на группку парней в противоположной стороне двора, а они смотрели на нас. Они видели, что я белый, и понимали, зачем я сунулся в эту дыру, но не спешили.

Потом к нам был прислан переговорщик. Пожав Абдуле-Умару руку и поболтав с ним по-узбекски, он спросил, сколько денег я хочу поменять. Голос у парня был такой, словно он перед публикой читает стихи из Корана. Кожа у него на лице лопалась от нестерпимого зноя.

Я сказал, что $20.

— Давай.

— Что — давай?

— Деньги давай.

Я отдал ему зеленую купюрку, парень сунул ее в карман и, не торопясь, ушел.

— Он не обманет?

— В смысле?

— Он не исчезнет с моими деньгами?

— Зачем?

Парень все не возвращался.

— Почему вообще такие сложности?

— Менять валюту — уголовное дело. Сразу тюрьма.

— Для русских тоже?

— Для русских особенно.

Оказаться в тюрьме по такой жаре не хотелось.

Минут через пятнадцать к нам подошел уже совсем другой парень. Он протянул мне пачку местных дензнаков. Я попробовал засунуть ее в карман. Ощущение было такое, будто я несу в кармане джинсов кирпич.

5

Над Самаркандом спускался вечер, и мы, наконец, шли в чайхану нормально поговорить.

Мы попетляли по улице, по которой в свое время пронеслись, взяв город штурмом, кентавры Чингисхана, поднялись на холм, где еще раньше стоял походный шатер Александра Македонца, он же Искандер Великий, и вышли к знаменитому во всех частях света мавзолею Шах-и-Зинда. О существовании мавзолея я три минуты назад узнал от прапорщика.

Это был самый конец города. Скала, к ней прилепился мавзолей с кирпичным куполом, вокруг — старинное кладбище, а сразу за ним — крутой обрыв: метров тридцать отвесной стены. Внизу виднелся утонувший в жидкой грязи арык.

Дальше начиналась пустыня и горела помойка. Дым полз по пологим холмам и ел глаза. Несмотря на благочестивое прошлое, соваться сюда не рисковали даже наглые узбекские жандармы.

На заборе перед входом в мавзолей было мутной краской написано: «Fanta. Vodka». Это была реклама заведения и вывеска одновременно. Абдула-Умар носом чуял запах алкоголя, норовил перейти с рыси на аллюр и по ходу объяснял, куда именно мы бежим:

— Это хорошее кафе. И недорогое. Прямо за мавзолеем.

— Если недорогое, то вряд ли хорошее.

— Там за кафе есть такой обрывчик. Оттуда сбрасывают вниз людей.

— Каких-то конкретных людей? Или всех подряд?

— Если серьезные парни решают обсудить серьезное дело, то договариваются встретиться в Шах-и-Зинде. А если дело не выгорает, то кого-нибудь сбрасывают с обрывчика вниз. Милиция никогда не возбуждает дело, потому что свидетели каждый раз говорят, что тот, кто упал, был пьяный и просто поскользнулся.

— Я что-то не уверен, что хочу идти в это кафе.

Перед входом стоял большой стенд для туристов. На нескольких языках он объяснял, где именно мы планировали перекусить и выпить водки. Больше всего в исторической справке мне понравился заключительный абзац, сообщающий, что человек, совершавший возле мавзолея намаз на протяжении сорока четырех понедельников подряд, может рассчитывать на исполнение любого желания.

Место, как я понял, действительно было… как сказать?., с атмосферой. Даже нищие здесь не просто клянчили денег, а попрошайничали «ради ста чудес Шах-и-Зинды».

Посреди чайханы стоял бетонный бассейн с тоненькой струйкой фонтана. В воде охлаждались бутылки с местным пивом. Азиаты не обращали на них внимания. Верные заветам своего земляка Омара Хайяма, они пили не холодное пиво, а теплую водку.

Ужинать следовало не сидя за столами, а откинувшись на громадных, как кусок пляжа, лежаках и утопая в куче подушек. Мы сняли обувь и легли. Официант принес осточертевший зеленый чай и черствые лепешки. На лежак перед нами поставили столик почти без ножек, а на столик поставили водку. Она воняла бензином.

На лежаках вокруг меня сидели и лежали молчаливые люди. Чуть в стороне, в огромном котле людям готовили жирную еду. Женщина в национальном костюме брызгала водой из ведра на пыльную дорожку.

Еще неподалеку несколько мужчин в странных одеждах сворачивали головы и рассматривали меня. Очень долго и пристально рассматривали.

Я спросил у Абдулы-Умара, почему они так на меня смотрят.

— Это джуги. Черные люди. К ним не ходи. Они даже своих грабят. На всех плохо смотрят.

Пиалы с теплой водкой мелькали в его ловких пальцах. А я пил минералку и нюхал дым горящей помойки. Плохо не пить в чужом городе. Алкоголь — очень выгодное вложение денег. Ты покупаешь кружку пива, а она гарантированно сжирает 1/72 часть твоих суток.

Если покупать в сутки семьдесят две кружки пива, то вся твоя жизнь будет без остатка занята важным и очень интересным занятием: перегонкой пивного солода на воду и крахмал.

Почти смертельно пьяный Абдула-Умар объяснял, что курить вредно:

— Вот — лошадь. Пусти ей струю в нос — упадет. Мы, когда пацанами были, лошади в ноздри струю дыма пускали: лошадь падала. Или поймаем змею, пасть ей разожмем и дуем туда. Она танцует, ей кайф, понимаешь? Больше не кусается…

Потом Абдула-Умар заснул прямо за столом. Я решил бросить его и пойти в гостиницу спать. Однако перед этим хотелось посетить туалет. Бармен сказал, что какой-то особой уборной у них нет и мужчины писают, просто подойдя поближе к обрыву.