Машина правды - [66]

У регуляторов со свежими воспоминаниями о кризисе 2008 года интерес Уолл-стрит к приватным закрытым блокчейнам тоже вызвал ряд опасений. На слушаниях, организованных Советом по финансовой стабильности (международный регуляционный орган под эгидой G-20), представители центробанков и государственных комиссий по ценным бумагам попытались выяснить, какие системные риски несет будущая рыночная структура на основе блокчейна, может ли она спровоцировать финансовую нестабильность. С одной стороны, регуляторы вполне уютно себя чувствовали в знакомой компании из глав консорциума R3. Разумеется, им привычнее работать с банкирами, чем с одетыми в джинсы и футболки адептами криптографии. С другой — сама мысль о том, что консорциум крупнейших мировых банков сможет решать, кто и как будет допущен к единому (и единственному!) распределенному реестру всей финансовой системы, незамедлительно вызвала в памяти давние страхи. Что если банки получат чрезмерную полноту власти? Что если вновь придется прибегнуть к непопулярным мерам и спасать их за счет налогоплательщиков? Вдруг Уолл-стрит снова выстроит систему, которая слишком велика, чтобы позволить себе рухнуть?

Панацея от финансовых кризисов?

Давайте посмотрим правде в глаза: хотя было бы неплохо увидеть, как «старички с Уолл-стрит» теряют статус финансовых посредников, законодательные и экономические барьеры делают столь радикальные перемены практически невозможными. По крайней мере, они неосуществимы изнутри. Тем не менее разработчики из лабораторий консорциума R3, а также входящих в него банков и блокчейн-стартапов вроде Digital Asset Holdings и Symbiont порой буквально творят чудеса в попытке отладить нашу перегруженную финансовую систему.

В наши дни процесс перевода активов между разными организациями настолько сложен, что приходится прибегать к услугам специально созданных посредников: клиринговых палат, расчетных агентств, банков-корреспондентов, депозитных банков и т. п. Отчасти они разрешают проблемы доверия, однако они же увеличивают время операций, повышают издержки и риск. Окончательное оформление сделки по облигациям казначейства США занимает два дня. На оформление синдицированного займа может потребоваться месяц. Процесс нередко сопровождается ошибками и сбоями. Что еще важнее, задержки в оформлении парализуют триллионы долларов капитала, которые замирают на депозитных счетах или залоговых соглашениях до тех пор, пока все стороны не согласуют отчетность и не закроют сделку. Более эффективная, синхронизированная система высвободила бы эти активы и обеспечила мощный приток средств на мировые рынки. Да, банкиры обогатились бы еще больше, но предпринимателям и физическим лицам стало бы гораздо легче получить кредит. Теоретически распределенный реестр компании R3 может осилить все вышеперечисленное и «развязать» денежные потоки.

Скорость оформления сделок — важный фактор финансового кризиса, отчасти способствовавший всемирной панике 2008 года. Отсутствие гарантий того, что контрагент выполнит свои обязательства и переведет средства или ценные бумаги, в любые времена заставляет инвесторов призадуматься. Но когда рынок начинает падать, а страх — пересиливать жажду наживы, чрезмерная осторожность может толкнуть инвесторов на превентивные меры, которые, в свою очередь, запустят порочный круг уничтожения капитала.

Именно системная проблема риска заставила Блайт Мастерс — горячую сторонницу внедрения блокчейна на Уолл-стрит — обратить внимание на распределенные реестры. В 2014 году Мастерс возглавила компанию Digital Asset Holdings, предоставляющую блокчейн-платформы для внутрибанковских операций. Имя Мастерс прежде всего ассоциируется с одним из самых спорных финансовых инструментов нашего времени — кредитным дефолтным свопом, или КДС. Это кредитное соглашение, при котором «покупатель» уплачивает разовые или регулярные взносы «продавцу», а тот обязуется погасить выданный «покупателем» кредит третьей стороне в случае, если он не будет погашен самим должником (дефолт третьей стороны). Работая в команде банка J.P. Morgan, двадцатипятилетняя Блайт Мастерс создала концепцию КДС в качестве инструмента, позволяющего инвесторам застраховать себя от риска и тем самым высвободить капитал, прежде зарезервированный для его покрытия. Кроме того, другие инвесторы, банки и структуры, выпускающие КДС, получили возможность делать ставки на оговоренные в свопе активы, не будучи при этом их фактическими обладателями. Соглашения подлежат купле-продаже, поэтому участники при желании могут продать их третьей стороне.

Такая система значительно повысила ликвидность и упростила работу кредитного рынка, и рынок самих свопов стремительно вырос, достигнув к моменту кризиса их общей номинальной стоимости в 600 триллионов долларов. Проблема, по словам финансового аналитика Майкла Льюиса, заключалась в том, что никто не представлял, как риск, связанный с обязательствами перед одной из сторон, повлияет на ее способность расплачиваться с другими организациями и т. д.[167]. Сделки по свопам проводились фактически «мимо кассы» — не регистрировались на официальных биржах и почти никак не регулировались. Их невозможно было отследить. Когда кризис набрал обороты, этот гигантский, донельзя запутанный клубок обязательств стал причиной всеобщей тревоги, подтверждающей предсказание Уоррена Баффета, который еще в 2002 году назвал свопы «финансовым оружием массового поражения»