Машина правды - [67]
Создатели КДС не предвидели подобного исхода — в первую очередь потому, что к нему привели не изъяны в самих контрактах, а недостаточная прозрачность рынка. Именно после кризиса Блайт Мастерс обратила внимание на технологию блокчейн, позволяющую отследить каждую транзакцию на любом рынке, и задалась вопросом: а если бы в 2008 году существовала подобная система, удалось бы избежать глобального кризиса? «Я почувствовала себя Ньютоном — как будто меня ударило яблоком по голове», — вспоминает Мастерс[169]. Она внезапно осознала, что «общедоступный, защищенный и неизменяемый реестр не просто уменьшает проволочки, риски и издержки, но и дает мгновенный доступ к системно значимой информации».
«В посткризисном мире, — утверждает Мастерс, — от решения подобных проблем зависит выживание индустрии финансовых услуг. Я почти тридцать лет проработала на финансовом рынке и имела возможность поразмыслить об управлении, структуре и рисках. В технологии распределенного реестра мне видится инновационная мощь, которая и заставила меня сменить гигантский инвестиционный банк на небольшой стартап. Я сделала это в надежде изменить мир, к которому мы привыкли».
Уже сам факт того, что специалисты уровня Мастерс и разработчиков R3 обратились к недостаткам финансовой системы, чрезвычайно важен. Как мы отмечали, открытые и закрытые блокчейны помогают решить проблему социального доверия. А ведь именно она приводит к системному обрушению рынков. В данном случае речь идет о недостатке взаимного доверия во внутрибанковских структурах и между финансовыми учреждениями. Однако следует отметить, что в поисках решения нынешние разработчики распределенных систем отобрали те свойства изобретения Накамото, которые меньше всего угрожают статусу крупных финансистов (например, криптографическую защиту), и отказались от более радикальных и, пожалуй, более ценных механизмов, — главным образом от общедоступной децентрализованной системы консенсуса.
Конечно, разработчики, нанятые крупными банками, в первую очередь должны обслуживать традиционные финансовые институты. Поэтому их нельзя винить за отказ от революционного подхода к децентрализации, присущего Биткоину. Да и проблема масштабирования сети вызывает серьезные опасения. Например, Депозитарная трастовая и клиринговая корпорация (DTCC), которая проводит большую часть сделок по американским ценным бумагам, обрабатывает 10 тысяч транзакций в секунду. Биткоин на данный момент может обработать только семь. И как бы хорошо ни зарекомендовала себя система безопасности Биткоина, нельзя гарантировать, что миллионные издержки на майнинг остановят злоумышленников, если на кону будут стоять миллиарды долларов в ценных бумагах. Возможно, сам рынок поднимет цены на криптовалюту и ее добычу, тем самым устанавливая новые, более высокие преграды для мошенников. Но этого может и не произойти. В любом случае такой уровень риска недопустим для клиентов R3 и Digital Asset — банков, управляющих пенсионными и зарплатными фондами, государственными ценными бумагами и т. п. В своем нынешнем состоянии — по крайней мере до тех пор, пока такие протоколы, как Lightning, существенно не повысят пропускную способность — Биткоин даже близко не готов обслуживать внутренние транзакции Уолл-стрит.
Нельзя забывать и о юридических проблемах. Научный директор лабораторий R3 Тим Суонсон утверждает, что сама возможность «атаки 51 процент», то есть сценарий, при котором один майнер захватывает 51 процент вычислительных мощностей сети и изменяет реестр в преступных целях, означает, что в криптовалютных операциях в принципе не бывает «окончательных расчетов»[170]. А на такое состояние вечной неопределенности юристы Уолл-стрит не согласятся никогда. Можно, конечно, возразить, что дотации и прочие спасительные меры, с помощью которых банки фактически отменили собственные потери во время кризиса, лишают смысла всякий разговор об «окончательности». Да, реестр Биткоина намного прозрачнее и надежнее бухгалтерии Уолл-стрит. Тем не менее замечания Суонсона встретили живой отклик среди банкиров. В конце концов, они услышали именно то, что хотели услышать.
С помощью такой логики — то есть игнорируя саму проблему централизованного посредничества, которая и довела финансовую систему до кризиса, — банкиры смогли принять приватный реестр как (условно) идеальную альтернативу недоработанным, технически несовершенным открытым блокчейнам. В системе с ограниченным правом доступа у всех участников есть стимул подтверждать и выверять единый реестр, поскольку это служит их общим интересам. Они не состязаются друг с другом за криптовалюту, поэтому не нуждаются в энергоемкой компьютерной инфраструктуре в духе Биткоина. Кроме того, в закрытой системе не возникнет политических и экономических проблем, которые приходится решать при масштабировании открытого реестра. Ведь здесь не нужно приводить к консенсусу аморфное интернациональное сообщество из тысяч анонимных пользователей; любое предложенное новшество обсуждает небольшая комиссия из знакомых друг с другом специалистов.
