Маршем по снегу - [79]

Шрифт
Интервал

— Как ни странно, но и я состою в друзьях у Чон Джина, — небрежно буркнул Королёв.

— Вот видишь, хоть ты говоришь, что он тебе друг, но приказ ликвидировать тебя и Ли Хва Ми отдал именно он. Так что извини, — Чжу Вон довольно улыбнулся и красноречиво посмотрел на «любителя человеческого тела».

Палач вышел из комнаты и вернулся через пару минут, волоча по каменному полу за длинные волосы избитую и изуродованную женщину. Она лишь стонала и шевелиться уже не могла. Бросив её около люка под ногами Артёма, палач снова вышел и приволок вторую женщину с короткой стрижкой, которая попыталась укусить корейца за руку, но, получив сильный удар по лицу, притихла, сплёвывая кровь. По окровавленным лицам можно было определить, что обе женщины европейского происхождения.

— Продолжим наш разговор? — как ни в чём не бывало начал майор. — Перед тобой два американских агента, они были задержаны, когда нелегально проникли на территорию КНДР. Знаешь, для чего я тебе их показываю? — Чжу посмотрел в упор на Королёва, стремясь увидеть в его глазах хоть капельку испуга, но в них ничего не читалось, кроме ненависти.

— Ну что ж, посмотрим, — зловеще произнёс майор и подал знак палачу. — Ты сейчас увидишь, как люди попадают в ад и что они там чувствуют. Их предсмертные крики будут ужасны. Надо иметь каменное сердце, чтобы не постараться облегчить страдания этих бедняжек, не правда ли? — Чжу откровенно смеялся, посматривая то на Королёва, то на несчастных женщин.

Палач схватил длинноволосую американку и стал толкать её головой в колодец. Женщина, почувствовав близость смерти, зашлась в испуганном крике, но кореец продолжил давить. Несчастная была уже по пояс в отверстии. Из глубины колодца стало доноситься отражённое эхо криков женщины в виде какого-то нечеловеческого клёкота, от которого у нормального человека волосы либо встают дыбом, либо вмиг седеют.

— Хорошо, — бросил Королёв. — Прекратите это безумие!

Чжу кивнул, палач вытащил из колодца женщину и бросил обмякшее тело рядом с её подругой, которая всё это время молчала — её рот палач заклеил скотчем, чтобы она не кусалась. Глаза американки сверкали огнём, и, что удивительно, в них не было того животного страха, как у той, которая чуть не угодила в колодец.

— Говори, слушаю тебя, — насмешливо произнёс майор и вплотную подошёл к висевшему на дыбе русскому полковнику.

— Я сообщил в Москву… о готовящемся покушении на Руководителя. Об этом мы его хотели предупредить через отца Ли Хва Ми…

— Хм. Не густо. Что ж! Приступим, — майор дал знак палачу, и тот направился к длинноволосой американке.

— Постой, — спокойно продолжил Артём, — это ещё не всё. Во время перестрелки у офицера, который стрелял в меня и в Ли Хва Ми, в руках был пульт, с помощью которого он намеревался подорвать ядерный боеприпас на полигоне.

Майор замер и вопросительно посмотрел на Королёва.

— Это меняет дело, — вдруг повеселев, вскрикнул кореец. — Ты даже можешь мне об этом рассказать?

— Я прагматик, смерти не боюсь, хочу спокойно сам умереть и избавить от мучительной смерти двух несчастных женщин. По-моему, у меня выбор невелик.

Майор с интересом посмотрел на Королёва. Впервые в его руках оказался русский офицер, и он начал даже восхищаться им. Не зря же злейшие враги КНДР американцы побаиваются русских.

— А при чём здесь американки? — Чжу Вон вдруг с удивлением спросил.

— Это моё условие и торга не будет. — Артём замолчал. Его лицо выражало твёрдость и непреклонность.

— Ладно, — увидев лицо полковника, сказал майор. — Лично вас всех расстреляю, как Ли Дон Гона. Смерть будет такой же мгновенной, — осклабившись, захохотал майор. — Говори, слушаю.

— Буду краток, — сдерживая кипевшую в груди злость, — произнёс Артём. — Стрелял в меня и в товарища Ли молодой человек. Я его ранил, и он уронил пульт, которым перед этим хвастался. Неожиданно подъехали машины вашего министерства, и нападавший убежал. Пульт, а это, как я успел заметить, был телефон спутниковой связи, незаметно подобрал один из офицеров и спрятал у себя в кармане пальто.

— Гм. Ты его сможешь опознать?

— Без проблем. Неси фото офицеров, участвовавших в расследовании нападения на машину сотрудника ГКО.

— Хорошо. Сними русского, дай ему воды. Обработай раны, а то ещё сдохнет раньше времени. Да, не забудь связать его, — отдал распоряжение Чжу Вон своему помощнику и вышел из комнаты.

«Шанс, конечно, один из тысячи, но попытаться можно», — стал быстро продумывать последующие свои действия Артём. Чем мозг аналитика отличается от мозга простого человека, так это тем, что аналитик постоянно просчитывает ситуацию и прогнозирует её развитие. Интуиция в последний момент подсказала Королёву, на чём можно сыграть с Чжу Воном, и он не прогадал. Простить смерть близких ему людей Королёв не мог. Кроме того, в этом мире теперь появился родной человек — сын. Ради встречи с ним просто необходимо выжить.

Помощник аккуратно положил Королёва в угол на какие-то грязные и рваные тряпки и вышел, предварительно связав пленника.

«За водой и едой, наверное», — подумал Артём, лёг на спину и начал делать дыхательную гимнастику, стараясь сосредоточиться и восстановить силы. Немного успокоившись, полковник попытался расслабиться и освободить кисти рук от верёвки. Когда помощник вязал полковника, тот практически на автомате стал напрягать мышцы, имитируя невыносимую боль. И не зря. Большими пальцами удалось скинуть сначала одну петлю, потом вторую, но дальше дело застопорилось. Кровоточащие пальцы онемели и не шевелились.


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.