Марселина Деборд-Вальмор: Судьба поэтессы; Мария Антуанетта: Портрет ординарного характера - [21]

Я сердце слушала, чужое и свое.

           Но чуть твоя рука мне руку сжала,

И легким холодом оделась грудь моя,

И жгучая волна по телу пробежала,

           О, что в тот миг почувствовала я!

Я не подумала бояться, я осталась;

Впервые жалоба из уст твоих раздалась,

И скорбь моя, в ответ, открылась пред тобой,

И вся моя душа слилась с твоей судьбой.

           Я помню! Помнишь ты, любимый,

           Печаль блаженную мою

И то, как ты сказал, с тоской неизъяснимой:

«О, если больно мне, то больно и в раю!»

То были в тихой мгле единственные звуки.

Прекраснейший из всех прожитых нами дней,

Готовый умереть, вдруг запылал сильней,

И мне его закат был знаменьем разлуки.

           Душа миров зажглась нам в час конца;

Ее последний луч померк в дали печальной,

И наши навсегда разъятые сердца

           Хранят лишь свет ее прощальный!

ДО ТЕБЯ

Как гибнет соловей, сгорая песнью сладкой,

И дышит на птенца певучей лихорадкой,

Так, от любви сгорев, прощальным взглядом мать

Всю душу мне свою хотела рассказать.

Печалясь, юная, пред вечною разлукой

И темный свой огонь даря мне с тайной мукой,

Она так ласково сжимала руку мне,

Как будто бы звала к знакомой ей стране.

И долго, долго я ее не понимала

И долго над ее загадкою рыдала,

Об этой гибели таинственной скорбя,

Запечатлев ее на сердце у себя,

На сердце жертвенном, рожденном для томлений,

Еще не вспыхнувшем для смертных песнопений.

Его биения был еле слышен звук,

Как ход глухих часов, готовых стихнуть вдруг;

Оно как будто бы задерживало миги.

Как сонное дитя раскрыть не в силах книги,

Я участи своей не знала, я ждала;

И дни всходившие терялись без числа.

Меня привязывал к земле лишь пояс черный;

Я в жизни сиротой осталась беспризорной.

Мир слишком был велик, нестроен, слишком пуст;

Он иначе звучал без этих смолкших уст.

Я силилась бежать его слепых законов,

Его жестокости, его смертей и стонов.

Их мертвым отгулом теснимая вокруг,

Высоким голосом я пела свой испуг!

Но ты сказал; «Иду!» Какой восторг стозвонный

Ворвался в мой покой замедленный и сонный;

В каком стремительном объятьи мы слились,

Чтоб наши дни умчать на братских крыльях ввысь!

Ты подарил огонь хладеющему взору,

И жизнь моя зажглась, как солнечный цветок,

Которому дает чудесную опору

Лишь поцелуй луча, лишь теплый ветерок...

С тех пор, как всю меня ты принял в обладанье,

Ты — истина моя! мой рай! мое мечтанье!

И я тебя зову, ликуя и грустя:

Мой брат пред Господом! мой свет! мое дитя!

Нет слов, которыми измерю и признаюсь,

Как я тебя люблю, как глубоко касаюсь!

И если смертная тебя умчит гроза,

То, чтоб тебя вернуть, я обрету глаза,

Молитвы, возгласы, рыдания, зарницы

И я заставлю смерть раскрыть твои зеницы!

Когда ты в детстве спал, я знаю, что за стон

Таила мать твоя: я стерегла твой сон...

Нет, не ревнуй меня! И если я робею,

И если никну я, страдаю и молчу,

То это от любви. Послушай, я хочу

Знать, говорил ли ты, когда меня своею

Ты назвал: «Вот душа, мне данная судьбой,

И с нею связан я до двери гробовой».

Ты говорил? Скажи... Прости, что я такая,

Но мы чего-то ждем в замену, отдавая.

Чтоб отдарить твой взгляд, как бы хотела я

Быть всей вселенною и молвить: «Я твоя!»

Я старше... Горе мне! И это ты увидишь С годами.

Только нет, меня ты не обидишь,

Меня обманешь ты, жалея и любя.

Я отплачу тебе, исчезнув до тебя!

ПИСЬМО ЖЕНЩИНЫ

Раз ты опять о том, что невозвратно,

Жалеешь вдруг,

Раз ты опять зовешь меня обратно, —

Послушай, друг:

Пространных клятв, где и мольбы, и грезы,

И стон души,

Когда за них расплатой будут слезы,

Ты не пиши.

Раз дол и рощи после непогоды

Горят светло,

Осушим взор и отметем невзгоды,

Подняв чело.

Хоть мне звучит еще твой голос милый,

Не говори,

Не говори мне больше: «До могилы!»,

А: «До зари!»

Мы знали дни, мелькнувшие привольно

Среди цветов,

Мы знали дни, израненные больно

Кольцом оков;

От мыслей этих, тяготящих разум,

Уклоним взор,

И все, как дети, позабудем разом,

Вдохнув простор!

О, если может как бы жизнь вторая

Начать свой круг

И протекать, другой себя вверяя,

Без лишних мук,

Услышь мой зов, из глубины идущий:

На склоне дня

Приди ко мне, мечтающей и ждущей,

Возьми меня!

ОДИНОЧЕСТВО

Так, значит, не затем, чтоб ждать с тоскою страстной,

Я эти знойные опять встречаю дни?

И прежнюю любовь мне не вернут они?

И голос милого, пленительный и властный,

Мне только грезою мерещится напрасной?

Все кончено. Все то, чем был мне дорог свет.

Какой пустынный мир! Куда все люди скрылись?

Не слышно времени; часы остановились.

Жить, бесконечно жить! А смерти нет и нет!

Иль надо мною ты, о вечность, тяготеешь?

Безвыходная ночь, каким ты жаром тлеешь!

Как птица, смолкшая при угасаньи дня,

О, если б мне уснуть у мертвого огня!

Уже не для него, проснувшись ночью темной,

Камена грустная, в венке из влажных роз,

Зовет меня в леса, под сень листвы укромной,

Кропя мои стихи благоуханьем слез.

Он думает, мой дух угас для песнопений;

Он, сердцем исцелясь, моих не слышит пений;

Не знает, сколько я намучилась в тиши.

Но что мне? Он моей не исцелит души.

Его я не польщу отрадой горделивой

Узнать из слез моих, как он в любви богат.

Что вызвал бы мой стон? Его испуг? возврат?

Иль жалость?.. Раньше смерть вернет мне мир счастливый.