Мародеры - [56]

И Никита, довольно честно и откровенно, рассказал Люське о целях своего приезда в город, а также и о том, что предшествовало его появлению на свалочной дороге. Правда, постеснялся рассказать о том, как помог бизнесменше Фоминой от киллера отделаться, да и о драке с качками умолчал. Из скромности и осторожности.

— Да уж… — пробормотала Люська. — Ты точно все, как есть, рассказал?

— Ну, еще одного не сказал, — поморщился Никита, — тот парень, который на меня с чердака прыгал, — сын директора школы, Сергей Корнеев… Только здесь паспорт его посмотрел. Теперь нет-нет да и покажется, что он вовсе не грабить приходил, а по поручению деда Ермолаева. Ключ-то от дома у него был. Допустим, надо было для старика одежду прихватить… Ведь бомжи с Ермолаева все сняли, до трусов и майки. Ну, вот отец и велел сыну сбегать туда…

— Да-а… — сказала Люська. — Ладно. Пошла я звонить. Не знаю, чего из этого выйдет, может, еще хуже, хотя, если на то пошло — хуже уже некуда…

Люська вышла из комнаты, а Никита, убедившись, что она ушла достаточно далеко, снова вытащил из-под дивана рюкзачок и взялся дочитывать дневник Евстратова.

ИЗ ДНЕВНИКА КАПИТАНА ЕВСТРАТОВА

«16 сентября 1919 года.

Блажен, кто верует, тепло ему на свете. Отправляясь с болотного хутора, никак не думал, что вернусь к писанию дневника раньше, чем окажусь у своих. Во всяком случае, не предполагал, что сегодня, на вторые сутки после выступления из Трофимовой вотчины, все еще буду находиться на этом берегу реки, перед которой начинаю испытывать почти мистический ужас.

Хотя на сей раз и не произошло чего-либо жуткого и драматического.

Итак, мы выступили с хутора на лошадях примерно в 11 ночи. До деревни П. мы добрались еще затемно, вполне благополучно. Здесь Н. привел нас в дом хорошо знакомого крестьянина, почти на самом берегу реки, над обрывом. До света оставалось не менее чем два часа, и этот добрый мужичок предлагал нам, не мешкая и не дожидаясь следующей ночи, переправиться на ту сторону. Теперь я совершенно убежден, что если бы мы согласились с ним, то были бы сейчас много ближе к цели нашего путешествия.

Однако, проведя всю ночь в седлах, на ветру и холодном дожде, мы, попав в тепло, плотно подкрепившись и выкушав по несколько стаканчиков самогона, решили не продолжать путь, а выспаться днем и на следующую ночь, как и было задумано, перебраться за реку.

Пока мы отсыпались в течение дня, на том берегу реки, до того совершенно безлюдном, появились красноармейцы, нестроевые, но с оружием, численностью около полуроты. Они разбили палатки и принялись пилить лес, а затем скатывать бревна в реку. По разъяснению, данному нашим здешним хозяином — его зовут Филипп, — в двадцати верстах ниже по реке имеется запань и лесопилка. С лесопилки готовый лес по узкоколейной дороге доставляют на станцию, откуда отправляют на оборонительное строительство. Березу и осину, видимо, валят на дрова. Сколько они здесь пробудут — неизвестно.

В. предлагает не испытывать судьбу и вернуться на хутор к Трофиму.

Корнила, проявляя, по-моему, абсолютное безрассудство, готов атаковать красноармейцев ночью (с четырьмя «наганами» против 50 винтовок!). Н. считает, что есть смысл переместиться в село Л. Оно тоже расположено на берегу реки, но десятью верстами ниже. Там у Н. тоже есть знакомец. Думаю, что этой ночью мы поступим именно так.

Пожалуй, о текущих делах достаточно. Тем более что меня не оставляют мысли о том открытии, которое я случайно сделал за несколько часов до отъезда с хутора.

Итак, отмывая руки от навоза, я обнаружил в ручье золотую ложку старинной работы. Я сразу же вспомнил о легендарном кладе Федьки Бузуна. О тех якобы 40 возах со «златом-серебром», награбленных Стенькой Разиным и его злодеями.

Так или иначе, но сначала мне пришло в голову еще немного покопаться в песке выше и ниже того места, где обнаружилась ложка. Конечно, желательно было заняться этим при свете и имея при себе что-нибудь вроде лотка, которыми пользуются золотоискатели. Но тогда пришлось бы сделать обнаруженный клад достоянием гласности и все население хутора взялось бы за поиски.

Порывшись в песке не более пяти минут, я обнаружил литой перстень, несомненно, из золота и крупную золотую монету с дыркой в середине, из которых восточные женщины делают мониста и вешают на шеи. Не сомневаюсь, что смог бы найти и еще что-нибудь, если б меня не осенила идея.

Мне подумалось, что все эти вещи, как не слишком тяжелые по весу, могли быть перенесены потоком весенней воды вниз по ручью, где их позже занесло песком, а основной клад находится где-либо у истоков. И я направил свои стопы вверх по ручью.

Прошел я, с учетом всяческих извивов, не более ста пятидесяти шагов и почти дошел до истока ручья, обнаружив, что он стекает с невысокого бугра, поросшего корявыми березками и кустами. Именно здесь, по моему разумению, и следует разыскивать клад Федьки Бузуна. Впрочем, о каких-либо розысках речь может идти лишь после того, как в эти места придут наши войска.

Видит Бог, я не возмечтал о присвоении этого богатства, хотя и ложку, и перстень, и монету я запрятал на дно планшетки, замотав в обрывок байковой портянки. Это лишь доказательства того, что клад существует, хотя, возможно, и не в тех гомерических размерах, о которых утверждается в легенде.