…Он очень хотел жить. Слишком хотел, потому и умер не сразу. Если бы он уперся и стало ясно, что ничего из него не выдавишь, мы разнесли бы ему башку гораздо раньше. Вру, конечно. Мы бы все равно его трясли до последнего…
Когда его брали, он все еще думал, что попал в ментуру или контрразведку. Поэтому и хорохорился, садясь в машину: вы еще, дескать, пожалеете! Не заметите, как погоны слетят! Да я тому позвоню, другому, третьему! Да за меня вам яйца поотрывают! Не орал, а шипел, и все пялил на нас глаза — боимся мы его или нет. А мы молчали, и рожи у нас были неподвижные, как у настоящих чекистов. И, пошипев маленько, он сник, утешившись тем, что дома осталась жена, которая позвонит адвокату, и его вытащат откуда угодно. Не знал, дурашка, что никакая жена уже никуда не позвонит, а будет спокойно лежать в ванной со сквозной дырой в голове. И что сделают это мужик с бабой, которые изображали понятых. Сам виноват, что не знаешь, кто с тобой на одной лестнице живет.
В машине он все крутил головой, пытался понять, куда его везут — в Бутырку, в Тишину или на Петровку. Но так и не понял — стекла были матовые.
— На все вопросы я буду отвечать только в присутствии моего адвоката! — насмотрелся американских фильмов, должно быть. Я их тоже видел, но не стал говорить: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас». Это ему, может быть, казалось, что он в Америке. А я-то знал, где мы находимся.
Мы привезли его в котельную, зажатую большими домами, окруженную жестяными гаражами и какими-то старыми сараюшками. Здесь ему можно было сколько угодно орать и кого угодно звать на помощь — идиотов идти в эту трущобу не нашлось бы, а милиция сюда приезжала только по утрам, посмотреть, нет ли какого свежачка, проткнутого перышком. Но, с тех пор, как нам эта котельная приглянулась, они перестали находить мертвецов, а потому вот уже полтора года вообще не появлялись в этих местах.
«Волга» притормозила в тупичке у двери котельной. Клиента выдернули из машины, резко впихнули в низкую дверь и сволокли по крутой лесенке в подвал. Только здесь он забеспокоился.
— Не понял, — спросил он испуганно, — вы кто?
Ему не ответили, и он сник, потому что до него начало что-то доходить.
По сырому, провонявшему крысами и мочой коридорчику его провели в угловую комнатушку. Без окон, без дверей, полна горница людей. При площади три на два действительно казалось, что народу много, хотя нас было всего четверо, он — пятый. В пол по центру комнатушки было вцементировано зубоврачебное кресло, а на столике у стены лежали в странном наборе слесарные и медицинские инструменты. И дверь у комнаты была крепенькая: с внешней стороны стальная, с внутренней — обитая резиной. Звукоизолирующей.
— На психику давите? — голос был без всякой наглости, но с надеждой. — На понт берете?
— Нет, — позволил себе слово Варан и поглядел на меня.
Я легонько кивнул. Варан дал клиенту под дых, но не на убой, а слегка, чтоб только усадить в кресло. Фриц и Мартын подцепили скорчившегося под руки и капитально пристегнули к креслу. Не ремешками, а стальными ошейничками, за руки и за ноги.
Рассевшись по табуретам, мы закурили и стали пускать ему в морду клубы дыма.
— Ребята, кто вы? — спросил клиент, уже совсем дрожащим голосом. Наверно, в его памяти срочно прокручивалось, кому он должен, у кого увел любовницу, кого обогнал на трассе, кого и где кинул…
— Угадай с трех раз, — хмыкнул Варан.
— Сколько? — спросил клиент, решив, что мы рэкетмены.
— Все, — осклабился Варан, — все с потрохами. Фриц, сидевший сзади, обеими ладонями снизу вверх хлопнул клиента по ушам.
— Уй, — взвыл тот, — с-суки!
Мартын добавил по щекам, не очень больно, но звонко и стыдно.
— За мат мы наказываем, гражданин Круглов, — сказал я до противности ментовским тоном. У того появилась надежда, и он пробормотал:
— Да что вы, в самом деле? Согласен на любые условия.
— Сначала, Круглов, поясните нам, если вас не затруднит, — произнес я голосом вежливого следователя, — какие у вас были взаимоотношения с Константином Малышевым по кличке Разводной?
— Это не я, мужики! Не я! — завизжал он. — Правда, не я!
— Конечно, не ты, — кивнул Варан. — А кто?
— Да что вы прицепились? У Разводного пол-Москвы таких друзей. Он урка! Откуда я знаю, за что его пришили?
— Знаешь, — сказал я. Варан понял без слов и воткнул сигарету между пальцев Круглова. Клиент завыл, но тут еще и Фриц стряхнул тлеющий комок пепла ему за шиворот. Пришлось ему, паскуднику, поизвиваться и поскрежетать зубками. Чуть-чуть запахло паленым.
— Вспомнил? — спросил я по-доброму. — Для кого ты искал киллера? Ты же посредник, падла!
Мартын включил в розетку паяльник.
— Есть время вспомнить, — заметил я, — через пару минут нагреется.
— Да я не знаю, кто хозяин! — глазенки забегали, Круглову не хотелось, чтобы на нем картинки рисовали. Но сказать было еще страшнее. Потому он и дождался, что ему прижгли ноготь на среднем пальце левой руки.
— Мне один козел позвонил, — роняя слезы, выстонал Круглов, — пообещал тыщу за комиссию.
— Имя, адрес, телефон?
— А то еще один ноготок поплавлю, — напомнил Мартын.
